«Не хотели ли вы быть столь добры, чтобы заменить мою подушку?». Когда эта записка попала в руки моих коллег, они душились со смеху, долго иронизируя надо мной за выспренно-светский стиль обращения к обыкновенной чернокожей лимитчице, убиравшей номера приезжающих гостей, в том числе — гастпрофессуры.

Увы, лингвистические «мухи» нередко порождаются неблагозвучными звуковыми и фонетическими ассоциациями, к которым «русское ухо», по нашим наблюдениям, отчего-то более восприимчиво, чем другие «уши», которые «толерантнее», что ли. Редкий русский не заметит созвучия, например, таких английских слов, как «Hungary», (Венгрия) и «hungry» (голодный») или «Turkey» (Турция) и «turkeys» (индюки»). Но, вот англоязычные люди этого не замечают, или, может быть, делают вид, что не замечают — кто их знает? Хотя, с другой стороны, в свое время английским комментаторам потребовался месяц, чтобы привыкнуть к фамилии российского футболиста Аршавин (arse shaving— ((бритье задницы»), еще дольше потребовалось ждать, чтобы ужиться с фамилией другого футболиста — Жиркова (jerk off— «мастурбировать»).

Как-то давно, прослушивая англоязычные тексты с помощью магнитофона, автор был вогнан буквально в «ступор» при попытке перевести на русский простую как «манная каша» фразу, которая, как оказалось позже, означала: «он платит долги». Мне же почему-то слышалась лишь отборная матерщина, и ничего поделать целый вечер с собой я не мог. Аналогичную «нецензурщину» я слышал от француза, который нормальным литературным языком характеризовал в свое время советское жигулевское пиво в переводе как «некондиционный товар», повергнув в смущение присутствовавших за столом женщин. В общем, «передайте привет мадам вашу мать».

И уж совсем комичной выглядела ситуация с «инновационной» попыткой в одном из «мест не совсем отдаленных» организовать ... курсы по изучению английского языка. На настойчивую просьбу молодой учительницы повторять за ней форму будущего времени, зэки неизменно добавляли ненормативное:

«I shall be [его фить],

«I will be [его фить].

Но это уж был полный «насекомый мух» и прямая ассоциация с ответом солдат из известного рассказа С. Довлатова:

— А. что вы делаете после обеда?

— Занимаемся хоровым, бля, пением.

II. ЕССЕИСТИКА

1. ГДЕ ВЫ, КУМИРЫ, АУ?

— Не можете ли Вы сказать мне, спросил я плюгавую фигуру, — кто строил этот мост?

— Право, не знаю! — отвечала фигура. — Инженер какой-то!

— .. .А скажите, пожалуйста, спросил я... — с кем живет эта певица?

— С каким-то инженером Крикуновым.

— Ну, сударь мой, как вам это нравится?

(А. П. Чехов «Пассажир 1-го класса»)

Принято считать, что любой народ — живой организм особого высшего порядка. Столетиями, если не тысячелетиями, эволюция создает его, шлифует, отлаживает взаимодействие всех его «органов». В этом смысле плоды многовекового духовного отбора, великой «селекции» добра и совести в России оказались во многом загубленными катастрофой великого социального потрясения начала XX века, репрессиями, плохо просчитанными экономическими экспериментами 90-х годов. Как теперь хорошо известно, «совесть России», ее лучшие умы были расстреляны, сгноены в тюрьмах и лагерях, опозорены, их имена развенчаны, хотя часть успела все-таки спастись бегством за кордон. Так что массовое проявление бездуховности в нашем обществе, воспроизводство «шариковых» («совков», «швондеров», «остапов бендеров» etc.) имеет свои специфические корни.

Они — в отсутствии стабильных духовных ориентиров, в нескончаемых социальных передрягах, постоянно сопровождающих нашу жизнь, в неопределенности завтрашнего дня. Если в старой России существовали хотя бы святые, мученики веры, такие сподвижники духа как Толстой, Чехов, Достоевский, то впоследствии им на смену пришли рыцари плаща и кинжала, герои-кавалеристы (в сущности — головорезы!), герои-рекордсмены, покорители всевозможных вершин, самоотверженные ударники труда. Последние (те из них, которые «настоящие»), действительно, остались в памяти народной, но спрашивается: а где же идея нравственного героя, который исповедовал бы интересы не какой-то группы людей, пусть и достаточно большой, а общечеловеческие принципы? Увы, ее не стало — она, так сказать, элиминировалась, как-то незаметно полностью исчезла из нашего сознания.

Конечно, идея «стабильности» ценностных, духовных ориентиров, на самом деле, не столь проста, как может показаться неискушенному, поскольку наши представления о кумирах, «идолах» в течение жизни подчас существенно меняются в зависимости от возраста, гендерной принадлежности, воспитания, социальных революций и т. д. Меняются они с течением истории, в зависимости от цивилизационного «фона»: были, например, герои-рыцари — Роландо и Гавэйн; потом герои индустрии, такие как Форд; герои финансов, такие как Рокфеллер; герои науки — Эйнштейн и Дарвин. И только годы наводят «фокус» на пережитое.

Среди «идолов» всегда существует стандартный набор: «икона стиля», «голос поколения», «голос сопротивления», «лидер поколения», «секс-символ» и прочее. Если для малыша 3—б лет кумирами-волшебниками, как правило, становятся родители или лица, его воспитывающие, то по мере взросления ребенок постепенно разрушает иллюзию всемогущих родителей и нередко фокусирует свое внимание уже на других фигурах, якобы, более совершенных и обладающих теми качествами, которыми он также хотел бы обладать. Серьезные эмоциональные повороты в жизни человека с изменением его идеалов происходят и далее, однако нас интересует наиболее зрелый, плодотворный возраст, когда индивидуум становится реальной «движущей силой» социума.

Кого «принять за образцы»? Этот вопрос порождает массу других, типа: на кого, в чем и ради чего равняться, а, главное, как должно реагировать само государство на естественный процесс «сотворения кумиров»? А что, если вдруг последние не способствуют его процветанию, а, наоборот, ускоряют его деградацию, а то и гибель? Этот вопрос на «засыпку» еще и потому, что, с одной стороны, важно не забывать божественную заповедь пророку Моисею («не сотвори себе кумира») — призыв иметь свободную совесть, самостоятельный и смелый ум по Ветхому завету, а с другой — помнить знаменитое «где, укажите нам отечества отцы, которых мы должны принять за образцы»...

Традиции выявления знаковых фигур, «образцов», в разных странах существенно различаются — культуры разные! Давно подмечено, что в США таланты и гении гораздо чаще «произрастают» на ниве точных наук, экономики, высоких технологий и по обыкновению ассоциируются с авторами выдающихся открытий, лауреатами Нобелевской премии в различных отраслях науки. Тот же Джон Бардин, американский физик, удостоенный сразу двух Нобелевских премий (за транзистор и основополагающую теорию обычных сверхпроводников) является предметом национальной гордости в любом интеллигентном обществе своей страны. У нас же подобные знаковые фигуры чаще всего появляются в сфере искусства и литературы, что тоже, конечно, не плохо. Как говорится, каждому — свое, причем, природа этого явления, в общем-то, не таит особых загадок.

Мы часто и не без гордости цитируем полюбившиеся строки национального поэта «Умом Россию не понять,