Мне как-то странно было, что маму теть Настей называют — молодая же совсем. Я её даже в самом детстве тётей не называл, всегда девчонкой казалась. А потом резко мамой стала. Мы сели на лавки, закиданные подушками — в моей берлоге очень уютно. На соседней подушке спал кот, я тревожить его не стал. Он тоже тут прячется. Главное, что не козёл. Тот так и продолжал наведаться к нам два-три раза в месяц. Мог и в дом прорваться, к сахарнице. Я конечно, к Сахарку привязан, но все поражался — как теть Лена его столько лет терпит? И только недавно узнал, что папа за терпение ей приплачивает все эти годы. А мама до сих пор не знает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я достал планшет — фоток с раскопок у меня дохрена, каждое лето езжу на месяц, пусть смотрит — не жалко. Она смотрела, иногда спрашивала, я отвечал и любовался ею. Вероника, она вроде как все другие девчонки, но, одновременно, другая. Коса у неё толстенная. А расплетает — ниже попы. И попа тоже… я сглотнул. Ресницы густые, темно русые. Глаза серые в крапинку. Спокойные и рассудительные. От Ники никогда не пахло сигаретами, а большая часть девчонок дымили за школой. Ника — особенная. На правой щеке родинка, я смотрел на неё и взгляд отвести не мог.

— Волшебно, — констатировала она и отложила планшет.

— Хочешь, я маму попрошу, и мы вместе этим летом поедем?

— А можно?

Я кивнул. Придётся маму уговаривать. И папу. И вторую маму. И родителей Вероники. Но разве не фигня это по сравнению с тем, что мы с ней будем вдвоём целый месяц? Всех уговорю. И пусть мы только дружим. Идея захватила меня полностью.

— Никит?

Я с трудом вынырнул из своих мыслей. Прикидывал, разрешат ли родители, если я-таки вытяну все экзамены на отлично. Наверняка. Посмотрел на неё — улыбается. Губы тёмные, словно вишни наелась. И тянет меня к ним магнитом. Остановиться — невозможно.

Губы и правда отдавали сладким. Только не вишней, скорее, клубникой, как из маминого джема. Кожа вокруг губ слегка солоновата — покрыта испариной. А вкус нашего поцелуя — пепси. В жизни бы не подумал, что это такой крышесносный коктейль. Вероника напряжена, я боялся, что она отодвинется в любой момент, осмелел — положил руку ей на затылок. Мне хотелось, чтобы наш поцелуй длился вечно. Не уверен, что вообще решусь поцеловать её во второй раз.

— Мама! — раздался звонкий голос. — Ма-ама! Они тут целуются! Фууу, гадость! Хоть бы спрятались, чтобы я этого не видела!

Сашка развернулась, взметнув юбкой, и унеслась в дом — точно маме расскажет, если она ещё её воплей не услышала. Мы с Вероникой оторвались друг от друга, обменялись взглядами и вдруг смеяться начали. Я смеялся так, что слезы на глаза наворачивались, и думал: «Погоди, Сашка, мне в восемь тоже казалось, что фу…»

Конец