Она оглянулась на ребят — те стояли бледные, притихшие.

Луиза глянула дальше в тоннель. Впереди — еще человеческое тело. Не выдержав, тихо поскуливая, она бросилась и к нему. Совсем еще мальчишка. Как жаль…

Бойня прокатилась здесь и ушла куда-то дальше, в нижние ярусы. Луиза в нерешительности потопталась на месте: сейчас нужно было либо идти по следам, либо отправиться разыскивать хозяина псарни и его копии. Скорее всего, подонок вознамерился улизнуть, а если у него это получится — тогда напрасны все жертвы, паук сплетет новую паутину, и все начнется заново.

Луиза посмотрела на друзей. Клайв о чем-то глубоко задумался, сжимая рукоять дезинтегратора.

«Наверняка клянется убивать всех акдов, каких только встретит», — решила она.

Глаза Эллы покраснели от слез, Хельм был мрачен, но спокоен.

И, кажется, только Хельга чувствовала себя вполне в своей тарелке.

Луиза хмыкнула. Интересно было бы поболтать потом с девушкой, узнать, кто она и откуда. Но все это потом.

Сначала хозяин псарни.

«Он попытается удрать, — решила Луиза, — а значит, находится где-то на пути к кораблю».

Место, где стоял подготовленный корабль, Луиза хорошо знала. И поэтому устремилась туда, уже почти не заботясь о том, что ребята не успевают.

Виток, еще виток… Коридоры сворачивались улиткой, но теперь уже шли наверх, все ближе к поверхности планеты. Снова никого, тишина.

А потом Луиза ощутила запах хозяина.

Запах, который она ненавидела.

И рванула вперед так, что все четверо отстали окончательно. Акды могут быть очень, очень быстрыми.

По инерции вылетела под своды ангара и наконец увидела его.

Тварь. Проклятого паука. Нечеловека.

Облаченный в летный костюм, он трусцой бежал к стоящему кораблю. Трусцой — потому что не мог бежать быстрее, волок на себе собственное тело, нагое, влажно блестящее, еще опутанное разноцветными трубками.

Луиза почувствовала, как растут, удлиняются жвала. Тело наполнилось небывалой легкостью, словно крылья выросли. И она метнулась вперед, в считаные мгновения преодолевая разделяющее их расстояние.

«Сдохни, сдохни, ублюдок!»

Душа пела.

Хозяина снова спасла его копия. Боевые ножи вошли в теплую плоть бесчувственного тела, раскромсали его, отбросили в сторону. А хозяин успел отскочить еще ближе к кораблю. Вскинул руки.

— Стой! Как смеешь нападать на королеву? — прощелкал, просвистел.

А в выпученных блеклых глазах уже забился, сворачиваясь тугим сгустком, ужас.

«У него и переводчик имеется», — усмехнулась Луиза про себя.

И сказала:

— Потому что я сама королева!

В руке хозяина как-то неожиданно оказался бластер. Вспышка. Изумительная реакция чужого тела спасла Луизу. И как она ухитрилась, стоя на месте, уклониться от плевка раскаленной плазмы?

— Назад, — взвизгнул враг, — не смей…

Луиза метнулась в сторону, уходя от следующего выстрела и досадуя на то, что впустую потратила драгоценные мгновения. Надо было не разговаривать, а просто убить. А она сглупила.

Хозяин хрипло рассмеялся.

— Я все понял! Это ты… ТЫ!

Еще мгновение.

И он вдруг замер. Опустил руку с бластером. Медленно, как будто кто-то по одной обрезал поддерживающие его нити, начал оседать на землю. Лицо — по-детски удивленное, даже беззащитное.

«Надо же, он и таким умеет быть», — мелькнула мысль.

В груди чернела выжженная дыра с оплавленными дымящимися краями.

Человек, который отнял у нее прошлое, настоящую жизнь и надежду на будущее, был мертв.

Луиза взвыла от разочарования. Это она, она должна была убить!

Взгляд метнулся по ангару, выискивая…

И она увидела его как раз у выхода из запасного тоннеля.

Дарс в экзокостюме, с ног до головы покрыт белесой кровью акдов.

И поднятый бластер смотрел прямо на Луизу.

Она рассмеялась. Ну не лучшая ли это смерть — погибнуть от руки того, кого любишь?

— Стой! Отец! — запыхавшийся, срывающийся голос Клайва. — Не стреляй, это же Луиза!..

— Какого черта ты здесь забыл, сын?

Луиза улыбалась. Сидела на задних лапах, как собачка, и глупо улыбалась. Хотя, наверное, в исполнении акдовых жвал улыбка выглядела несколько устрашающе.

Но в какой-то миг в душе воцарились покой и полное умиротворение. Ей вдруг стало совершенно все равно, что произойдет дальше. Главное, что рядом был он. Уставший, враз похудевший, такой серьезный и такой любимый. Дарс Эшлин смотрел то на Клайва, то на Луизу, и было видно, что он злится.

— Папа, на Рамосе попытка переворота. Я удрал оттуда, потому что за мной охотились, и прилетел сюда, чтобы предупредить тебя. А связи с тобой не было. Вот.

— Исчерпывающее объяснение, сын, — пробормотал Дарс, и в его голосе послышалась растерянность, — в пределах бункера, однако, связь работает. Хм.

И умолк.

Его взгляд обратился к Луизе. Тяжелый, пронизывающий. Наверное, именно так он смотрит на тех государственных преступников, что попадают в службу безопасности.

— Луиза… — тихо выдохнул он, — что ты… с собой сделала? Зачем?

— Иначе я бы уже тут не сидела, — ответила она. Прострекотала с мелодичным присвистом.

Оказывается, речь акдов очень сильно зависит от настроения. Еще немного — и будет высвистывать трели, как соловей.

— Ох, Луиза, — пробормотал Дарс и покачал головой. Конечно же он ничего не понял.

Потом уже жестко добавил:

— Сейчас мы все вернемся на крейсер. Майор Эривер завершает зачистку уровней. И нам нужно будет решить, что делать дальше.

Каюта Дарса на военном крейсере с самым необходимым набором мебели была крайне аскетична и просторна. Все это оказалось большим плюсом для Луизы, которая начала свой визит к Дарсу с того, что опрокинула корпусом стул, а потом смела передней конечностью чашку с недопитым кофе. Она смущенно забилась в угол и с умилением взирала на своего мужчину, который быстро промокнул салфетками коричневую лужицу и ловким движением забросил мокрый комок в мусороприемник.

Дарс переоделся, сменив экзокостюм на спортивные брюки и трикотажную футболку. Луиза блаженно вдыхала его запах, мечтала потереться усиками о его ноги… да и все чаще ловила себя на том, что начинает чувствовать и мыслить не совсем как человек.

Надо было возвращаться, перекидываться обратно, но… при одной мысли об этом ею овладевал иррациональный страх. Она как будто спряталась в теле королевы акдов, в этакой надежной скорлупе, к тому же память о той жуткой боли, что сопровождала превращение, была еще слишком свежа.