Сравнивая деревенскую и городскую детские картины войны, можно предположить, что традиции проводов на войну в деревне, сопровождавшиеся общим плачем и стенаниями, отличались от более праздничной атмосферы городских проводов новобранцев, организованных представителями правых партий. В психике деревенских детей война, таким образом, изначально была наполнена семантикой горя, в то время как в городе — семантикой геройства, праздника. Однако по мере затягивания военных действий, ухудшения материальных условий жизни эти две картины приходили к общему знаменателю, лишая детей поводов для радости и предоставляя новые поводы для печали.

В целом, анализируя влияние Первой мировой войны на психологию школьников, специалисты не находили признаков полученной детьми психологической травмы. В то время как педагоги и литераторы били тревогу, предупреждали об огрублении детских нравов, психологи успокаивали общественность. В. В. Зеньковский, ссылаясь на анкеты Фрёбелевского общества, писал: «Прежде всего, мы имеем основание сказать, что война не вызвала ни взрывов злых чувств, ни слепой самоуверенности, ни беспощадной ненависти к врагам, — война не внесла огрубления в детские души. Моральный экзамен дети наши сдали превосходно, обнаружив истинно золотые сердца… Опираясь на данные анкеты, я считаю возможным сделать вывод, что перед нашим обществом не стоит никаких особых задач по моральной охране детской души… Детское сердце так хорошо разбирается в вопросах, поставленных жизнью, оно таит в себе столько гуманности, что наша задача заключается лишь в использовании добрых переживаний, путем приложения их к той или иной активной работе гуманного характера»[665]. Конечно, этот вывод нельзя распространить на все категории детей, учитывая к тому же специфическую развивающую форму воспитания по фрёбелевской системе. Можно предположить, что «моральный экзамен» сдали прежде всего дети-фрёбелевцы, а также учащиеся из благополучных семей, однако и на них затянувшаяся война, через настроения взрослых, начинала оказывать угнетающее воздействие.

Рано или поздно дети испытывали разочарование, геройский налет с образа войны слетал, открывая будничные и неприглядные стороны военного времени. В школьных сочинениях наблюдается последовательная динамика психического состояния детей в первые месяцы войны — от любопытства и радости через удивление и разочарование до грусти и страдания за близких людей. Первые положительные эмоции были связаны с появлением новых, первоначально безопасных явлений повседневной жизни — патриотические митинги на улицах, которые интересно было рассматривать и слушать, новые темы разговоров родителей и т. д. Ученик Е. Федоров так описал свой привычный досуг: «После школы я занимаюсь чтением книг, слушаю грамофон, поиграю вместе с братом… и еще занимаюсь выпиловкой из дерева… Но больше всего я интересуюсь войной! Читаю газеты, но люблю слушать, когда старшие рассказывают о войне…»[666] Другой мальчик отметил, что ему очень нравится солдатское пение, которым сопровождаются бесконечные учения солдат[667]. Митинги, солдатские песни и учения ассоциировались в сознании детей с каким-то общенациональным праздником, во время которого всем должно быть весело. Однако дети вскоре обнаружили, что кроме них никто не веселится: «Наутро вместо великой радости, веселого смеха и песен послышались рыдания и вопли. Все должны были отправлять мужей, отцов или сыновей»[668]. Как и взрослые, учащиеся чувствовали фальшь патриотического официоза. Четырнадцатилетняя Ольга Саводник описала в дневнике за 10 марта 1915 г. устроенный в московской Чернявской гимназии молебен в честь взятия Перемышля, в конце которого все пели «Боже, царя храни» и кричали «Ура», заметив, что «как-то весело и вместе с тем хочется убежать и плакать, плакать. У нас многие плакали, особенно Антонина Афанасьевна, да как же — у ней муж пропал, кажется, в плену, как дядя Митя, жалко ее ужасно, хочется подбежать, поцеловать и утешить»[669].

Школьники обращали внимание на неожиданные перемены, происходившие с их знакомыми: «Рядом с нашей дачей была дача № 16, там жил дворник по имени Николай… Жена его была всегда веселая, бывало, посмотришь, а она ходит по дороге, да песни поет, а теперь посмотришь — она только плачет»[670]. Вскоре прежние веселые игры стали терять значение для детей: «Погода в Петрограде ничего, все снег идет… а на коньках редко когда катаюсь», — и тут же причина объясняется: «Дома не особенно весело. Владимиру надо призываться 3 февраля»[671].

Тем не менее война не занимала значимого места в сознании детей привилегированных слоев. На страницах дневников сестер Ольги и Наташи Саводник за 1914–1916 гг. из 67 записей война упоминалась лишь шесть раз, причем только старшей Ольгой (при этом четыре упоминания пришлись на лето 1914 г.): 21 июля, когда узнали о войне, 22 июля в связи с игрой в солдатики, 9 августа в связи с мыслями об уходе на войну добровольцем, 15 августа в связи с игрой в войну, 1 января 1915 г. в связи с пленением дяди, 10 января по поводу упомянутого молебна в честь взятия Перемышля. Остальные страницы были посвящены домашнему досугу и школьным шалостям, казавшимся актуальнее далеких боевых действий. Другое дело, когда произошла революция — она значительно сильнее войны повлияла на восприятие городских детей: «Ну и события переживаем мы, никогда не думала, что придется столько видать и слыхать. Революция, да, великая русская революция», — начала такими словами свою запись за 5 марта 1917 г. Ольга, а октябрьские бои в Москве сопроводила комментарием: «Ну вот, мы и тоже на войне»[672]. Согласно позднейшим воспоминаниям детей, именно революция и Гражданская война заставили их повзрослеть особенно быстро[673].

Таким образом, мы видим, что война неоднозначно повлияла на детей Российской империи. Выводы некоторых современников-«патриотов» о том, что война вызвала воодушевление у детей и тем самым положительно отразилась на их психологическом состоянии, не соответствуют действительности. Вместе с тем и опасения тех педагогов, которые считали, что война приведет к массовому психическому травмированию детей, не подтвердились. Война нанесла психическую травму некоторой части молодого поколения России, для других она имела также неблагоприятные психологические последствия, разрушая привычный эмоциональный климат в семье, но многие сумели адаптироваться к новым условиям. Пострадавшими в первую очередь оказались несколько сотен тысяч детей прифронтовой полосы, беженцы, беспризорники. А. Б. Асташов совершенно справедливо поставил вопрос об их позднейшем участии в Гражданской войне, карательных мероприятиях красных и белых, сталинском терроре. Учитывая, что это поколение начинало иначе относиться к жизни и смерти, в их поведении современники обнаруживали садистические наклонности. Однако подобные изменения в поведении детей не свидетельствовали о полученной психотравме, проявляющейся в психических и неврологических расстройствах, а были следствием адаптации детской психики к условиям военного времени. Следствием подобной адаптации становилось недоразвитое чувство эмпатии, неусвоенность морально-этических норм, характерных для мирного времени. Вероятно, дети средних и зажиточных городских слоев, представители благополучных семей реагировали на войну более спокойно, по отношению к ним нельзя говорить о полученной психотравме, так как на ребенка, живущего в узком кругу своих близких, события «дальнего круга» оказывают меньшее воздействие. Да и психика ребенка более эластична, чем психика взрослого. Поэтому выводы психологов об отсутствии в целом огрубления нравов у учащихся младших и средних учебных заведений представляются вполне оправданными. Вместе с тем уход на фронт отцов и братьев, появление новых бытовых обязанностей, отвлекавших детей от привычного досуга и игр, безусловно, оказывали влияние на их настроение. В эмоциональном отношении увеличивалась доля негативных переживаний, что приводило к ухудшению общего эмоционального климата. Тем самым война оказывала в целом угнетающее воздействие на настроение школьников, становилась фактором тревожности, беспокойства. Последующие за ней события — революция и Гражданская война — наложившись на «благодатную» психологическую почву, оказали уже более сильное, разрушающее воздействие на детскую психику в первую очередь по причине ломки привычной повседневности и перевода ее в экстремальное русло.