— Мерси, ты достаточно долго избегаешь разговоров со мной. Пора прекратить убегать и поговорить. Пожалуйста.

Я неохотно перескочила на заднее сиденье. Он прав. Если бы я не была готова поговорить, не бегала бы по Тройному городу в ошейнике с его телефонным номером. Конечно, отчасти это еще и потому, что не хотелось попадать в центр контроля за численностью животных.

Он принес спортивный костюм, который пропах им. Брюки велики, но я могла затянуть пояс, чтобы они не спадали. Рукава я закатала, потом вернулась на переднее сиденье.

Он подождал, пока я пристегнусь, прежде чем заговорить. Я думала, он начнет меня ругать за недавно приобретенную привычку бегать по городу в облике койота.

— Я тебя пугаю, — вместо этого сказал он.

— Вовсе нет! — негодующе фыркнула я.

Он посмотрел на меня, потом на дорогу. Я заметила, что он возвращается домой кружным путем, по узкому шоссе вдоль реки Якима, которое выведет нас на северную сторону Ричмонда.

На его лице была улыбка.

— Ладно. Скажем, тебя пугает твоя реакция на меня.

Сердце мое забилось сильнее. Это нечестно, женщины должны оставаться загадкой для мужчин.

— Ты привык подчинять себе других, — горячо сказала я. — И должен меня простить, если я не люблю, когда меня пытаются контролировать.

— Я тебя не контролирую, — сказал он своим богатым, густым, как непроглядная ночь, голосом, которым бывал очень властным. Крысиное отродье! Как я ни была расстроена, этот голос действовал на меня. — Ты сама предпочла подчиниться.

— Я никому не подчиняюсь, — рявкнула я, глядя в боковое окно, чтобы показать ему, что хочу закончить этот разговор.

— Но хочешь подчиняться.

На это у меня не нашлось ответа.

— Мне потребовалось много времени, чтобы найти решение этой проблемы, — сказал он. — Что если я отдам руководство тебе?

Я подозрительно посмотрела на него.

— Что бы это значило?

— То, что я сказал. Если мы куда-то идем, ты выбираешь, куда идти. Если мы целуемся или делаем еще что-нибудь, то только потому, что начинаешь ты. Таким образом, даже если ты захочешь меня подчинить, ничего не получится, потому что я ни о чем не прошу.

Я скрестила руки на груди и принялась смотреть на реку.

— Позволь мне подумать.

— Справедливо. Так не хочешь сказать, что ты делала в Бентон-сити?

— Охотилась.

Он глубоко вдохнул.

— Так ты его не найдешь.

— Кого его? — невинно спросила я.

— Вампира. Андре. Так мы его не найдем. У них есть способы прятать свой запах; с помощью магии они скрывают место, где спят днем, даже от других вампиров. Поэтому Уоррен и Бен не смогли выследить Литтлтона, когда охотились на него.

— На меня их магия действует не так сильно, — сказала я.

— И ты умеешь разговаривать с призраками, которых мы не видим! — нетерпеливо рявкнул он. — Поэтому Марсилия и послала тебя за Литтлтоном. — Он все еще сердился на меня за то, что я это сделала, может быть, особенно потому, что я справилась. — Давно ты ищешь Андре? С тех пор как Марсилия отпустила его?

Я ничего не ответила. Не хотела. Мне пришло в голову, что впервые с тех пор, как мы сходили на первое свидание, я в его присутствии вполне ощутила себя собой. Может, сказывалась кровь вампира.

— Что я сделал, чтобы заслужить этот взгляд? — спросил он.

— Почему я не чувствую, что сейчас повинуюсь тебе? — спросила я.

Он улыбнулся и свернул на боковое шоссе, в объезд Ричмонда. Было четыре тридцать, и дорога была забита.

— Быть Альфой не совсем то, что быть просто доминантам, — сказал он.

Я фыркнула.

— Знаю. Не забудь, где я выросла.

— Если я не в стае, я могу усыпить своего Альфу, Бран делает это легко, но от нас, остальных, требуются большие усилия.

Не знаю, чего он от меня ожидал, но я не обрадовалась.

— То есть ты сознательно заставлял меня это чувствовать?

Он покачал головой, и я перевела дух: я и не знала, что затаила дыхание. Не люблю, когда мной манипулируют, тем более сверхъестественными средствами.

— Нет. Я же сказал, для этого нужны усилия, а то, как ты на меня действуешь, только все осложняет.

Теперь он на меня не смотрел. Он продукт своего времени. Он может выглядеть на двадцать с хвостиком, но родился он сразу после Второй мировой войны, а мужчины, выросшие в пятидесятые годы, не говорят о своих чувствах. Было любопытно наблюдать, как он ерзает. Неожиданно я почувствовала себя гораздо бодрее.

— Я так устроен, и ничего с этим не могу сделать, — сказал он немного погодя. — Я даже не знаю, сколько во мне меня самого, а сколько Альфы вервольфов. Но когда ты рядом, во мне пробуждается хищник.

— И поэтому ты хотел заставить меня нравиться тебе?

Я старалась, чтобы он понял, что я чувствую.

— Нет! — Он глубоко вдохнул и сказал: — Пожалуйста, хоть сейчас не настраивай меня против себя. Ты хочешь объяснений. Хочешь, чтобы я перестал влиять на тебя. Я пытаюсь, но это очень трудно. Пожалуйста.

Подействовало на меня это «пожалуйста». Я прислонилась к дверце, желая быть как можно дальше от него.

— Тогда объясни.

— Бран может контролировать своего Альфу до такой степени, что не знакомые с ним вервольфы не понимают, кто он такой. Я не настолько талантлив, но могу подчинять своего Альфу, чтобы он не вмешивался в мою повседневную жизнь. Когда я заключаю контракты, я не люблю использовать дополнительное влияние на людей. Даже в стае я не часто им пользуюсь. Сотрудничество всегда лучше принуждения, особенно когда принуждение действует только, если я рядом. Большие пушки я достаю только тогда, когда проблему в стае нельзя разрешить переговорами.

Он посмотрел на меня и едва не въехал в машину перед нами, потому что поток транспорта неожиданно остановился.

Не будь у меня такого острого слуха, я бы не расслышала его следующие слова:

— Когда я с тобой, контроль мне изменяет. Я думаю, именно это ты и чувствуешь.

Итак, он может заставить меня слушаться, когда захочет. И только потому, что он этого не делает, у меня остается свободная воля.

— Прежде чем ты начнешь использовать страх, который я чувствую, — заговорил он более уверенно, — позволь тебе напомнить, что в шестнадцать лет ты без труда отвергла Сэмюэля, а он как доминант сильнее меня.

— Он не Альфа, и я не отвергала его в лицо. Я просто убежала, не поговорив с ним.

— Я видел, как ты противостояла Брану и не попятилась.

— Нет, не видел.