Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я понимаю. Ты должен был выполнить свою миссию. — Она отступила еще на шаг, когда он хотел коснуться ее лица. — Но все равно я тебя презираю.
Он поколебался мгновение, и лицо его стало бесстрастным.
— Сейчас отвезу тебя домой.
Эмили отвернулась, чтобы он не увидел, как ей больно, не заметил ее слабости. Если заметит, то не преминет ее слабостью воспользоваться. Так обычно хищники поступают со своими жертвами. Надо смотреть правде в глаза. Нельзя полагаться на иллюзии. Ей довелось всего на несколько мгновений удержать свою мечту. Но мечте пришлось уступить место суровой реальности.
Луна зашла. За окнами часовни замка Рейвенвуд запели птицы, приветствуя пробуждающийся день. Саймон стоял у окна и думал об Эмили. Провела ли она такую же беспокойную ночь, как и он? Ее образ все время стоял перед его мысленным взором. Всю ночь она снилась ему, дразнила его, такая теплая, мягкая, ласковая.
Дигби прошелся по часовне.
— Как жаль, что вам ничего не удалось разыскать, сэр.
— В письменном столе Уиткома вообще нет ни клочка бумаги, связанного с «Мейтленд энтерпрайзиз». Стэнбери, напротив, каждый вечер тащит домой полконторы. Но в его бумагах нет ни единого упоминания о Рамиресе.
Дигби остановился рядом с Саймоном.
— Этого я и боялся, сэр.
Саймон потер нывшие мышцы шеи.
— Когда вернешься в дом Мейтлендов, доставишь записку Стэнбери. Сам ее и напишешь. Адресуешь мистеру Смиту. Написать надо следующее: «У нас проблемы. Жди меня у Сент-Джонс-гейт. Сегодня в полночь». Подпишешься: «Тренч».
Дигби потер подбородок.
— А если этот Стэнбери знать не знает никакого Тренча? Что он станет делать?
— Полагаю, решит, что записку ему доставили по ошибке.
— А Уиткому не надо доставить такую же записку?
Саймон покачал головой.
— Сомневаюсь, что Уитком замешан в деле о контрабанде оружия. Но он разболтает всем и каждому о полученной записке и испортит нам всю затею со Стэнбери.
— А если Стэнбери не явится в условленное место?
Саймон уперся ладонями в каменное основание окна и стал смотреть на двор замка.
— Тогда завтра проверну такую же штуку с Уиткомом. А если и это не выгорит, тогда все. Нет у меня других идей.
— Да, тогда Хью Мейтленду не миновать виселицы.
— Я все равно попытаюсь найти доказательства его невиновности, Дигби, — заявил Саймон.
Дигби минуту помолчал.
— Мне хотелось бы пойти сегодня с вами, сэр.
Саймон улыбнулся. Просить Дигби последить за Эмили бессмысленно. Она что захочет, то и сделает. Впрочем, он надеялся, что на сей раз она выполнит данное ему обещание.
— Сегодня, Дигби, будешь обеспечивать тылы.
— Есть, сэр!
Саймон вздохнул. Хорошо бы Стэнбери явился.
Эмили сидела в гостиной рядом с бабушкой, когда вошли ее отец, дядя Джордж и Лоуренс Стэнбери. Очевидно, джентльмены допили свой бренди и решили, что пора присоединиться к дамам. Эмили вертела в пальцах ножку своего бокала с хересом и наблюдала за Лоуренсом, который приветствовал ее, леди Харриет, Одри, Анну и Клодию. Она знала Лоуренса почти всю жизнь. Неужели этот человек и в самом деле изменник? Это необходимо выяснить. А значит, надо найти способ поговорить с ним наедине.
— Право, Эмили, ты выглядишь просто восхитительно в черном. Тебе надо почаще его носить. — И, не замечая изумленных взглядов окружающих, Клодия отпила хереса.
Одри и Анна, сидевшие на диване напротив Эмили, встревоженно посмотрели на нее. Родители и сестры относились к Эмили, как к фарфоровой статуэтке, которую легко разбить, если обращаться с ней недостаточно осторожно. И Эмили не могла не признать, что в этом был смысл, — именно таким хрупким созданием она и была до того, как узнала, что Саймон жив. Ее семья носила траур по живому человеку. Эмили с трудом сдерживалась, чтобы не сказать им правду.
Харриет смущенно кашлянула.
— Клодия, не думаю, что перспектива постоянно носить траур покажется Эмили такой уж привлекательной.
Клодия посмотрела на леди Харриет широко раскрытыми голубыми глазами.
— Ах, ну, конечно, нет. Это поистине ужасно, что с нами больше нет нашего дорогого майора. Ведь правда, Уитком? — Она оглянулась на Джорджа, стоявшего за ее креслом.
— Да, Блейк был человек незаурядный. — Джордж положил руку на спинку кресла. — Жаль его. Умереть такой смертью!
— Он был таким милым, таким очаровательным! — Клодия разгладила черный шелк своего платья у себя на коленях. — Но все же приятно сознавать, что траур тебе к лицу, если уж все равно приходится его носить. Вот мне черное не очень идет.
— Не волнуйся, душа моя. — Джордж извлек из кармана фрака красную эмалевую табакерку, усыпанную рубинами и бриллиантами, сверкавшими в пламени свечей. — Ты и в трауре сверкаешь, как алмаз на черном шелке.
Клодия улыбнулась мужу:
— Да вы, сэр, льстите мне!
Джордж, явно довольный собой, направился в другой конец гостиной, где Лоуренс и ее отец стояли у стеклянных дверей, ведущих в сад. Нет, предположить, что ее дядя связан с французами, можно только в припадке безумия. Изменник наверняка Лоуренс, подумала Эмили.
Джордж раскрыл свою табакерку и протянул Хью.
— Я тут взял на пробу новый сорт табака. Фрибург и Трейер — поставщики его высочества — специально для меня изготовили. Не желаете ли угоститься понюшкой?
Хью поднял руки:
— Нет-нет, спасибо.
— Мне говорили, что его высочество изволит отказываться всякий раз, когда ему предлагают понюшку. Подумать только! — Джордж повернулся к Лоуренсу, тыча ему открытой табакеркой в лицо. — Я лично нахожу данную смесь в высшей степени пикантной. Мозги прочищает лучше некуда. Лоуренс покачал головой.
— К сожалению, у меня от табака голова болит.
Тут сквозь раскрытые стеклянные двери ворвался порыв ветра, взметнул бордовые бархатные шторы, пронесся над открытой табакеркой и швырнул едкий порошок в лицо Лоуренсу.
— Извини, старина, — сказал Джордж, убирая табакерку, однако было уже поздно.
Лоуренс заморгал глазами, быстро провел рукой по лицу, смахивая табак, — все напрасно. Лицо его сморщилось, и он чихнул так сильно, что его каштановые напомаженные волосы встали дыбом, да так и торчали, как иглы дикобраза.
— Право, старина, мне страшно жаль. Позволь, я помогу тебе. — Джордж выхватил белый платок из кармана фрака с намерением отереть лицо Лоуренса.
Лоуренс снова чихнул, и его качнуло.
— Вот не повезло так не повезло, — пробормотал Джордж.