Да, теперь понятно, почему он в последнее время «меня воспитывает», в связи с беременностью мамы у него вдруг обострились отцовские чувства.

Тем временем папа прыгал возле стола и показывал, как меня в детстве на руках укачивал. «Ой, мама, если он и в самом деле меня так качал, то как я тогда жива осталась? Нет, мама, маленького ребеночка мы будем сами с тобой воспитывать, — думала я, глядя на своих молодых родителей. — Ой, а это, наверное, здорово — иметь братика. А то жила вот так пятнадцать лет одна — ни сестренки, ни братишки, ни котенка, ни собачки, ни хомячка у меня никогда не было. У многих моих одноклассников в семьях по двое детей. Чем я хуже их? Пускай и у меня будет! Вот, у Дениса есть брат, у Машки… м-да, хотя у Машки такой брат, что, глядя на него, никакого брата не захочешь… а что, если и мой братик будет такой же? Надо у нее узнать, в каком это роддоме таких диких детей выдают, и сказать маме, чтобы она там не рожала».

После нашего небольшого, но очень веселого празднества я пошла мыть голову, радостно выбирая имя для будущего маленького родственничка. Из женских имен мне очень нравилось имя Марина, а из мужских — Никита. Мне вспомнилось, что, когда я была маленькой, мама всегда, купая меня, писала пальцем мое имя на запотевшем зеркале. Мне захотелось сделать то же самое, и я, начав вытираться, потянулась к… Вместо запотевшей зеркальной поверхности я опять увидела его — серое косматое чудовище. Глаза его светились все такими же маленькими желтыми огоньками. Увидев, что я смотрю на него, полузвериное существо улыбнулось такой жуткой, злорадной улыбкой, что все внутри у меня сжалось в один маленький-маленький комочек. Затем чудовище помахало мне своей огромной когтистой рукой, словно прощаясь, но его злые пронзающие насквозь глаза говорили: не прощай, а до скорой встречи. До очень скорой встречи.

В следующий миг все было как обычно — над раковиной висело самое обыкновенное круглое зеркало, единственное, что могло показаться странным, — оно не было запотевшим от пара.

Одевшись, я вышла из ванной и тут поняла, почему косматый монстр был таким довольным. Мама сидела в прихожей и разбирала старый чемодан, где лежали вещи, сохранившиеся с моего младенчества. В руках, помимо чепчика и распашонки, она держала шерстяной клубок из красных и черных ниток.

— Я вот решила детские вещички посмотреть, — сказала мне мама. — Тут много всего, даже вот какой-то клубочек лежит. Может, из него связать что-нибудь? Наверное, красиво получится.

Этой же ночью маме стало плохо. Внезапно у нее сильно заболел низ живота, и ее увезли на «Скорой».

Я осталась одна в пустой квартире. Что будет с мамой? Смогут ли ей помочь? А сестренки или братика, о которых я только сегодня узнала, сегодня же может и не стать. И во всем этом виноват проклятый клубок. Денис, Даня, Диана, Света, мама… Что же уготовано мне? Впрочем, последнее меня сейчас мало волновало.

Заливаясь горькими слезами, я сидела на своей кровати, то и дело вытирая лицо покрывалом и поглядывая на телефон. Папа должен был позвонить из больницы и сообщить, каково состояние мамы. Время тянулось ужасно медленно, мне казалось, я уже сижу так часа два, а папа бессовестно не подает вестей, не понимая, что я очень волнуюсь, но стрелки часов говорили, что прошло всего минут пять-семь, не больше.

Шмыгая красным, распухшим от слез носом, я прошла в кухню. Вынула из шкафчика бутылку со святой водой и умыла ею лицо. Еремея говорила мне, что при бедах и неприятностях надо всегда умываться такой водой — она хоть чем-нибудь да поможет.

За окном было темным-темно. В доме напротив не горело ни одного окна. Как бы и я сейчас хотела безмятежно спать в своей кровати, чтобы не было всех этих несчастий. Да, теперь мне наконец понятно, кто та третья особа, выпавшая в карточном раскладе, которой достанется больше всего, — это же я. Пауки нападают, полузверь пугает, у мамы угроза выкидыша. Дождаться бы утра, тогда я первым делом позвоню Еремее. Стрелки часов показывали без семи минут полночь.

«Но до утра еще так далеко! А если моей маме станет совсем плохо? — в ужасе подумала я. — Названивать кому-то по ночам — невежливо, но Еремея наверняка поймет меня!»

Я бросилась к себе и скорее набрала номер знахарки.

— Алло? — услышала я ее голос. Он был очень усталым, но поступить иначе я никак не могла.

— Еремея, милая, тут такое происходит! — закричала я в трубку, и от волнения принялась шагать по комнате, размахивая рукой, в которой все еще держала бутылку со святой водой (машинально унесла ее из кухни с собой). — Я сняла порчу с Вероники и с Альки заодно! Я хотела, чтобы ты порадовалась, что я не только Вере помогла. Порчу я с девочек сняла, но, когда снимала, в зеркале появилось лицо, это… это… я не знаю, кто это! А потом за мной гнались огромные пауки! А потом Машкин брат подержал клубок в руках, и у него аппендицит, а у Дениса пошла из носа кровь, а у остальных… в общем, это неважно… моей маме плохо!.. — бутылка в руке мешала мне собраться с мыслями, и я поставила ее на пол.

— Расскажи мне все по порядку. Давай подробно о том, как ты снимала порчу с подруги, — голос колдуньи звучал очень взволнованно.

— Я все делала как положено, вот только в конце в зеркале появилось какое-то существо, — всхлипывая, начала говорить я, но тут услышала в коридоре какой-то шум. Может, это папа вернулся из больницы? Да, возле двери в мою комнату раздались шаги. — Папа! Папа, это ты? Как мама? — закричала я. Отец почему-то топтался перед дверью и не входил. Молчание папы я восприняла так: он не решается сказать мне, что случилось самое ужасное. Холодок пробежал по моему подбородку и огромной ледяной глыбой застрял в животе. — Что с мамой? — снова крикнула я.

Вместо ответа из узкой щели под дверью потянулись длинные черные руки с синеватыми бугристыми ногтями.

— А-а-а! — отчаянно завопила я и выронила телефон. Руки стелились по полу, становясь все длиннее и длиннее, словно ленты, которые фокусник тянет из своего цилиндра. — А-а-а! — Я бросилась в сторону. Руки тут же последовали за мной, будто у них были глаза и они могли видеть, куда я отскочила. Я прыгнула с ногами на кровать, надеясь, что руки этого чудовища могут передвигаться только у самого пола, но ошиблась. Когтистые страшные лапы словно черные змеи поднялись вверх и поползли по покрывалу. С громким криком ужаса я перепрыгнула через них на середину комнаты и забралась на стол. Не зная, как спастись от этого существа, я принялась колотить по стенке книгой и звать на помощь в надежде, что кто-нибудь из соседей услышит меня. Но помощи не было. За дверью слышался злорадный смех чудовища.

Руки уже дотянулись до стола и почти касались меня. Не зная, куда деваться, я снова соскочила на пол. Но одна из огромных лап тут же пустилась следом и, вцепившись мне в плечо, не позволила убежать. Другая черная ужасная кисть обхватила мое запястье и сжала его будто стальным обручем. Свободной рукой я схватила со стола учебник и начала колотить им по лапам этого монстра, но мои удары, похоже, ничуть не были страшны для них. Синеватые когти впились мне в кожу и словно высасывали энергию. С каждой минутой сил бороться оставалось все меньше и меньше. Лапы так резко дернули меня вперед, что я упала на пол. Книга отлетела в сторону. Руки начали медленно уползать обратно под дверную щель, волоча меня за собой по ковру. Особо путь они не выбирали, и я наткнулась на бутылку с водой. Схватив ее свободной рукой, я ударила ею по лапам монстрины. Вода в бутылке всколыхнулась от удара, плохо закрученная крышка отлетела, и святая вода выплеснулась на мое плечо, в которое впивалась мерзкая когтистая лапа. В коридоре раздался громкий рык. Хватка мгновенно ослабла. Рука чудовища, беспомощно перебирая пальцами, лежала на полу, другая же с удвоенной силой тянула меня за запястье к двери. Моя рука ужасно болела, пальцы немели. Я выплеснула остатки святой воды на вторую лапу. Снова раздался громкий рык, и чудовище разжало когтистые пальцы. Через мгновение обе черные лапы растворились в воздухе — будто их и не было.