закончились гастроли. За две недели до этого на пути из Хоупа в Тексаркану на машине Элвиса загорелась опора колеса, и он был вынужден наблюдать, как сгорает дотла его новенький розовый «Кадиллак». Этот «Кадиллак» был у него не больше трех месяцев, и он еще не наигрался с ним. Еще всего два дня назад в Тьюпело он разъезжал вокруг города в своем стильном зеленом костюме. А теперь, когда инструменты и одежда одиноко валялись на обочине дороги, все это было похоже на то, как будто все его мечты горели синим пламенем. Однако затем нужно было снова приниматься за дело: нанимать чартерный самолет, чтобы добраться до места следующего концерта; звонить Бобу; найти кого–то, кто бы перегнал машину, чтобы встретиться с ними в Далласе; в общем, жить дальше.

В день 4 июля он выступал на открытом воздухе вместе с группой «Братья Блэквуд» и квартетом «Стэйтесмен» во время пикника «Целый день пения», организованного церковным промоутером В. Б. Ноулином в Де–Леоне, штат Техас. Он вышел на сцену в своем розовом костюме, как обычно, когда выступал вместе с Джеймсом Блэквудом. Но, несмотря на то, что Элвис ничего не знал об этом ежегодном событии, устраиваемом Ноулином (все это началось еше 7 лет назад, когда на первый концерт были приглашены Эдди Арнолд и квартет «Стэмпс», а в 1950 году — Хэнк Уильяме вместе с Блэквудами), он мгновенно оценил обстановку. В атмосфере, царящей на сцене и вокруг нее, было что–то такое, что моментально привело его в чувство и определило уместную здесь манеру поведения: все эти семьи с детишками, жареный цыпленок на тарелках, и все это в свете полуденного солнца под деревьями пекана в Ходжес–парке.

«Сегодня я буду петь только церковную музыку», — заявил Элвис Джеймсу, когда они перед выступлением сидели в новеньком автобусе группы и перебрасывались историйками и песнями. И что бы Джеймс ни ответил ему на это, ничто бы не изменило его решения. На сцене Элвис был как зачарованный, никак не реагировал, когда люди выкрикивали названия его песен. Саммер, басист группы, сказал, что его лицо было все время странно вытянутым. К вечеру колдовские чары — если можно так назвать то, что происходило с Элвисом днем, — были разрушены. Вся группа появилась в Стивенвилле на вечеринке, где также выступали Слим Уиллетт, Фэрен Твинс, «Стэмпс Квартет». И здесь уже Элвис отлично отыграл концерт и вполне адекватно реагировал на внимание публики. «В зале было ужасно жарко, — рассказывал диск–жокей и промоутер клуба Билл Бентли, — но в следующем году будет попрохладнее, поскольку мы решили установить кондиционеры».

Даже возвращение домой было не совсем похоже на возвращение домой. Ну, во–первых, он возвращался в фактически новый для себя дом, в котором первые обособившиеся представители семьи Пресли жили со времен своего переезда в Мемфис. И хотя он спал там и раньше, всегда это было не больше одной–двух ночей, ведь он все время проводил в дороге, начиная с того момента, как их семья переехала в этот дом тремя месяцами раньше. Это был скромный кирпичный домишко с двумя спальнями на ул. Ламар, 2414, на полпути от аптеки Каца, где Элвис, Скотти и Билл месяцев за 10 до этого произвели такую сенсацию, и катка «Рейнбоу», где впервые встретились Элвис и Дикси. Если продолжать двигаться по улице Ламар на восток, то проходишь мимо «Орлиного гнезда», а потом после пересечения с Хайвэй, 78, дальше прямо в Тьюпело. Это была дорога, по которой семья Пресли впервые приехала в Мемфис, и он уже не помнил, сколько раз он ездил по ней, въезжая и выезжая из города сначала маленьким мальчиком, а потом молодым человеком. Но почему–то сейчас все казалось другим, он чувствовал себя чужестранцем. Первые пару дней после возвращения домой он почти все время спал. Его соседям, семье Бэйкеров с тремя подростками, двумя мальчишками и девочкой, не терпелось взглянуть на молодого владельца дома. Какое–то время у семьи Пресли не было собственного телефона — в те дни установить телефон было непросто, — таким образом, мистер и миссис Пресли были частыми гостями в доме Бэйкеров. А у миссис Бэйкер вообще была незабываемая встреча с миссис Пресли в самый первый вечер, когда они только переехали в новый дом. Мистер Пресли, кажется, все еще перевозил вещи, когда один из кузенов миссис Пресли ворвался в дом Бэйкеров и объявил, что она лишилась чувств. Кузен не знал, есть ли у семьи Пресли свой домашний доктор, поэтому миссис Бэйкер вызвала своего, который пришел и сказал, что миссис Пресли серьезно больна — насколько поняла миссис Бэйкер, у нее был диабет и слабое сердце.

С тех пор, хотя по–настоящему друзьями они не стали, миссис Бэйкер очень сочувствовала миссис Пресли, которую считала человеком с изысканными манерами, но при этом несколько «нервным созданием», которому, казалось, приходится тащить на себе такой груз печали, что даже оставаться дома одной было для нее достаточно сложно.

По воспоминаниям Бэйкеров, в тот вечер, когда сгорел «Кадиллак» Элвиса, он позвонил домой, чтобы сообщить об этом, но, похоже, миссис Пресли почувствовала все еще до того, как взяла трубку. После этого случая она не решалась и подумать, какой опасности подвергался ее сын тогда на дороге. Чем большего успеха она желала Элвису, тем меньше радости и удовлетворения ей этот успех доставлял. Однажды Глэдис пригласила миссис Бэйкер и ее дочь Сару к себе. Она показала им шкаф Элвиса, в котором было полно одежды в черных и розовых тонах. Глэдис также с гордостью продемонстрировала все его туфли и висевшие рядом костюмы и говорила о своем сыне так, как не говорила ни о чем и ни о ком другом. Она убеждала миссис Бэйкер, что Элвис не заслуживал всей той критики, которая обрушивалась на него, что в его движениях нет ничего вульгарного или пошлого, что он просто до конца отдавался тому, что делал.

Мистер Пресли — это отдельная история. Он относился к типу людей, которых принято называть «сухими», никогда ничем не жертвовал ради своего удовольствия или же проявлял чувство благодарности. Миссис Бэйкер даже стала запирать внешнюю дверь на щеколду, потому что мистер Пресли мог спокойно войти без стука, чтобы позвонить или одолжить что–нибудь, и это случалось и днем и поздно вечером. Бэйкеры полагали, что делал он это не специально, а просто потому, что не умел по–другому, но, поскольку это было неприятно мистеру Бэйкеру, они все–таки запирали дверь. Они наблюдали, как Вернон работает