и женские слезы особо не трогали его. Отвернувшись, он сосредоточился на теневой стороне и увидел наконец, что это за полосы показались ему странными. Неровные широкие борозды в земле, будто следы волочения. Ничего хорошего от таких точно не жди. И, уже возвращаясь, Хизаши уловил запах – пахло смертью.

– Похоже, она не врала, – прямо сказал он, обращаясь преимущественно к Учиде. – Впереди тянет тухлятиной.

Мадока и Наоко побледнели почти одинаково. Учида мрачно кивнул.

– Я тоже чувствую темную энергию, и талисман, – офуда в его руке уже не было, наверное, использовал, пока Хизаши не смотрел, – сгорел синим. Женщине лучше не идти с нами дальше. Сами разберемся.

– Я пойду! – вскинулась Наоко. – Там мой ребенок!

– Мы не сможем гарантировать вашу безопасность, – предупредил Юдай.

– Идемте же скорее!

Мадока положил ей ладонь на спину в неловкой попытке приободрить. Это хорошо, потому что, как и фусинец, Хизаши не планировал отвлекаться, когда, скорее всего, впереди ждала нешуточная угроза. Люди в таких случаях невероятно мешали.

Рельеф незаметно изменился: деревья стали старше и узловатее, будто нечто невидимое и неосязаемое год за годом коверкало стволы и выворачивало сучья, ровная земля под ногами пошла волнами, идти было тяжело, приходилось чаще и внимательнее смотреть под ноги. А еще появилось много ям, совсем небольших, куда только если носком варадзи попадешь, и покрупнее, в которые вполне мог провалиться маленький ребенок. Куда вели эти ямы, неизвестно, но что их прорыли не простые барсуки и не лисы искали в них мышей, это Хизаши было ясно.

Запах тухлятины защипал глаза. Хизаши взмахнул веером пару раз, разгоняя вонь, а Юдай прикрыл рот и нос рукавом, при этом бдительно осматривая каждый сун земли, а та меж тем стала совсем похожа на решето, и в дыры эти можно было просунуть голову.

– Смотрите! – первым заметил Мадока, и Наоко, державшаяся рядом с ним, кинулась к самой большой дыре у пригорка, на котором раскорячилась старая высокая сосна.

Сам же Мадока и побежал оттаскивать женщину в сторону, пока Хизаши и Юдай склонились над отверстием в земле. Ошибки быть не могло – воняло оттуда. Хизаши прикрыл лицо веером, из-за его тонкого края пытаясь рассмотреть что-нибудь в непроглядной тьме внизу.

– Надо позвать вашего сына. Как его имя? – вдруг спросил он.

– Мой сынок… Его зовут… Его зовут…

По спине пробежали мурашки, и затылок сковало холодом. Хизаши не мог двинуться от страха, а такое с ним случалось редко. В глубине дыры что-то с противным шелестом и треском пошевелилось, мелькнуло и снова застыло в густой черноте. Хизаши с трудом поднял взгляд и успел посмотреть в расширившиеся зрачки Юдая, как над головой раздался шорох. Затрещали сухие ветки, натужно заскрипел ствол.

Хизаши скинул оцепенение и запрокинул голову. Обвивая длинным щетинистым телом сосну, свою огромную пасть раскрыл нодзути[69].

Капля слюны упала на подставленный вовремя веер. И в ту же секунду случилось сразу две вещи: вспыхнуло синее пламя, в отсвете которого стало видно, что именно шевелилось внизу, и сверху рухнул нодзути, обрушивая края дыры и погребая под собой трех оммёдзи…

Поначалу тьма была абсолютной. Со всех сторон в ней что-то двигалось, мерзкий запах разложения забивал нос и горло, потом стал виден поток слабого света, падающий из дыры наверху. Удар выбил из Хизаши дух, но все же ему повезло – то, что свалилось на них, почти его не задело, но ощущение колючих волосков было отвратительно до тошноты. Безмолвие длилось несколько ударов сердца.

И тут Мадока зажег огненный талисман.

– Светлые ками!.. – воскликнул он, и Юдай зажал ему рот ладонью. Но поздно. Звук его зычного голоса заполнил подземную полость, и множество неповоротливых гусеницеподобных тел пришло в движение, зашуршала, потираясь друг о друга, жесткая щетина, затрещали, ломаясь, кости, устилающие земляной пол. И ёкай, провалившийся вместе с ними, поднял верхнюю часть уродливого туловища, и прямо перед лицом Мадоки, озаряемая светом догорающего талисмана, раскрылась чудовищная круглая пасть с острыми зубами разного размера. Смрад, что она исторгала из себя, был подобен зловонному желтоватому облаку, от него содрогались внутренности и вскипала желчь.

– Идиот! – тихо выругался Хизаши, поднимаясь на ноги и взмахивая веером. Мадоку и Учиду отнесло порывом усиленного энергией ки ветра, и пасть нодзути сомкнулась на пустом месте. Щелчок зубов прозвучал оглушительно громко.

– Что это? Что это такое?! – Мадока снова получил возможность орать, позабыв обо всех правилах.

Его ладонь в поисках опоры легла на податливое волосатое тело и глубоко погрузилась в него. Остатки талисмана осыпались пеплом, в последний раз озаряя шевелящийся клубок мелких гусениц, на который приземлился Мадока.

Учида раскрутил нагинату и наставил на большого ёкая.

– Нодзути? – не поверил он. – Не может быть.

– Плевать! – отмахнулся Хизаши и рассек пополам подползшую к нему личинку. – Нас тут сожрут!

Наконец они трое встали спина к спине, ощетинившись нагинатой, катаной и веером. Хизаши не мешал мрак, жмущийся к стенам пещеры, и увиденное вызывало дрожь отвращения даже у него, бывшего хэби. Они угодили в гнездо нодзути – одних из самых старых ёкаев в Ямато, таких старых, что последние века три о них вообще никто не слышал. Нодзути почитались как духи полей и жили на открытых пространствах, предпочитая холмистую местность. Юдай прав, невозможно, чтобы они вдруг ни с того ни с сего обнаружились в лесной норе, под землей, да еще в таком количестве.

Если это западня, то создавший ее поистине пугал.

Нодзути снова поднял массивное тело, направив открытую пасть к дыре на свободу, и заверещал. Хизаши не приходилось слышать более жуткого и выворачивающего наизнанку звука, будто этот то ли крик, то ли писк проникал в уши раскаленными прутьями и рождал ужас, с которым сложно бороться. Смех дзиммэндзю[70] был тревожным, но даже он не вызывал такого изматывающего чувства страха.

Почти бесшумно упал под ноги меч, и Мадока зажал уши руками.

– Идиот! – не сдержался Хизаши. Юдай отреагировал быстрее и выступил вперед, чтобы загородить беспомощного товарища. Его накрыла тень огромной гусеницы, и, прежде чем Юдай нанес удар, под ноги ему выкатились нодзути поменьше, и фусинец потерял равновесие.

Это было похоже на конец.

Юдай мгновенно скрылся под шевелящимся ковром, и только созданный им в последний момент барьер не давал зубастым ртам вырвать из его тела куски свежей кровоточащей плоти. Мадока пересилил себя, схватил меч и принялся отмахиваться от ёкаев, но рука дрожала. Хизаши бросил всего один быстрый взгляд наверх, на неровный круг светлого неба, и расправил веер. Пальцы свободной руки складывались в печати – нынешние оммёдзи уже ими не пользовались, но Хизаши откуда-то точно знал, как и что делать, – придавая форму и силу заклинаниям. Нодзути выгнулся, нависнув над ним безглазой мордой. Да и