был спрятан короб с проклятием. А вода лишь впитывала переваренные остатки душ несчастных.

– Но все закончилось. Перед уходом мы все почистим. Да?

– Почистим, – согласился Хизаши с улыбкой. Кента уже клевал носом, а вскоре и вовсе задремал, уронив голову ему на плечо и по-детски округлив приоткрытые губы.

Все вокруг спали в последний час перед рассветом. Бедняга Куматани так вымотался, что даже не проснулся, когда Хизаши заносил его в дом и укладывал на футон. А у ворот уже ждала Увабами.

Посланница богов стояла на дороге и смотрела на покрытую кленами вершину горы. Хизаши больше не испытывал гнева, поэтому просто встал рядом, чтобы полюбоваться рассветом.

– Значит, это все и был твой ответ? – мягко спросила она, не повернув головы.

Хизаши же, напротив, отвернулся лицом к деревне, где за рекой уже поднималось солнце.

– Ветер сосну тревожит.«Где же мой дом?». Там, где под землюУходят корни.

Увабами тихо рассмеялась, шагнула вперед и беззвучно исчезла.

Солнце поднялось над рекой, золотя воду и соломенные крыши домов на берегу. А вскоре теплый ласковый свет накрыл и гору вместе с Хизаши. Улыбнувшись своим мыслям, он вернулся в дом.

Теперь можно отдохнуть.

* * *

Деревню покидали после обеда. Люди, лишившиеся ложного божества, были пристыжены, туман в их головах развеялся, и собственные грехи легли на плечи тяжелым грузом. И пусть своими руками они не убили ни одного человека – лишь раз притащили Юдая и Тору, и то мальчик умер по несчастливой случайности, – и все же каждому человеку в каждом доме было, о чем подумать.

Учида не стал возвращаться вместе с ними, решив продолжить паломничество, как и обещал матери. С Хизаши он попрощался сухо, но не так, как мог бы. С Кентой же они расстались добрыми друзьями – так всегда бывало с теми, кто много времени проводил рядом с Куматани.

В соседней деревне напросились в телегу к одному отзывчивому старику и устроились на сене с удобством, прикрывшись от солнца широкими полями соломенных шляп.

– Уже думаешь, как написать отчет? – в шутку спросил Хизаши у задумчиво жующего травинку Кенты.

– Верно. Все вроде бы ясно, но что-то будто ускользает от внимания.

– Ты просто устал. Это нормально. Мы оба устали, а вот Мадока уже, наверное, давно просиживает зад в идзакае.

Кента усмехнулся и выплюнул травинку. Старик придержал неторопливого мула, и телега встала возле сидящего в пыли на обочине паренька. Тот широко осклабился и, сдвинув шляпу на затылок, подхватил узелок и перемахнул через бортик.

– Вы, – вместо приветствия озвучил он очевидное. Голос у него был все таким же неприятно высоким, совсем мальчишеским, почти детским, хоть он и отчаянно пытался басить как взрослый.

– Мы, – ответил Хизаши. – А вот тебя, малец, чего так далеко занесло?

– Здравствуй, Томоё, – с улыбкой поздоровался Кента. – Путешествуешь?

– Ездил проведать дальних родственников.

– Насколько дальних? – вклинился Хизаши. Теперь в уютной прежде телеге стало слишком тесно.

– Не твое собачье дело, – огрызнулся Томоё. – И я тебе не малец!

– Когда бороду отрастишь, тогда будешь не малец, – ответил Хизаши и добавил: – Малец.

Сзади по-доброму хохотнул старик и подстегнул флегматичного мула, который и не подумал ускориться. Томоё завозился, чтобы устроиться поближе к Кенте и подальше от Хизаши, что было непросто. В итоге он примостился между ними, распихав острыми локтями.

– Откуда едете? – спросил он у Кенты. – Выглядишь паршиво.

– Это дела школы Дзисин, – ответил Кента уклончиво. – Тебе все равно будет неинтересно.

– И что? – не сдавался пацан. – Опасно было?

– Не более обычного. Мы все-таки будущие оммёдзи.

Хизаши недовольно фыркнул. Вообще-то они совершили даже два подвига вместо одного, а Кента преуменьшает их заслуги, чтобы не напугать какого-то наглого мальчишку.

– Потом в идзакае дядьки Цутому перед его дочкой будешь хвастаться, – пробурчал Томоё.

Кента растерянно заморгал.

– Зачем мне хвастаться перед Ханако-тян?

– Ханако-тян, – передразнил Томоё и отвернулся, правда, оказавшись лицом к лицу с Хизаши, и зажмурился. – Все, я спать.

– Ты смешной, – заметил Кента, но Томоё уже притворился спящим, спрятавшись за нелепо большой для его головы шляпой.

Хизаши хотел было отпихнуть его, но поймал взгляд Кенты и передумал.

– Почему он кажется мне таким знакомым? – тихо поинтересовался Куматани. – Мы редко видимся, и все же…

Так и не договорив, он тоже откинулся на душистую свежую копну и затих.

Хизаши пригрелся, но не заснул, из-под ресниц наблюдая, как медленно утекают вдаль поля и луга с проплешинами редких деревьев, а дорога змеится желто-рыжей полосой, теряясь на горизонте.

Оказалось, что Хизаши все-таки задремал, потому как уже стемнело, когда Кента растолкал его на подъезде к управлению Дзисин. Томоё не было в телеге, и они, пересев на выделенных им лошадей, проделали остаток пути верхом. С первыми летними звездами добрались до ворот школы и пересекли магический барьер, который в этот раз, как и в сотни раз до этого, не заметил обмана. Лошадей забрали, а самих юношей приветствовали как равных – как настоящих оммёдзи. Они поднялись на площадку с жилыми павильонами, и у входа их встречал Арата.

– Я сохранил твои письма, как и договаривались, – сказал он чуть позже.

Хизаши собирался в купальню, смыть дорожную пыль и усталость, когда услышал обрывок их разговора.

– Что за письма?

Кента обернулся с отстраненной улыбкой.

– Ты идешь мыться? Хорошо, я вскоре присоединюсь к тебе.

На вопрос он отвечать не пожелал, и у Хизаши появилось неприятное колкое чувство. У Кенты был секрет, и Хизаши о нем не знал, а Сасаки – знал. Арата сразу сбежал куда-то, а ему на смену пришел Мадока, шумный и невыносимый, в основном из-за того, что узнал, насколько героическими и интересными были их дальнейшие приключения без него. И только Хизаши мог прочитать по лицу Кенты, что ничего героического и интересного он в них не видел, зато видел боль, слезы и горечь.

Однако теплая вода в пустой в этот поздний час купальне вернула Хизаши настроение, и на обратном пути – Кенту решил не ждать – он рассчитывал подышать свежим воздухом с вершины Тэнсэй, но увидел Куматани. Он что-то сжимал в руке, и когда они поравнялись, протянул ему на раскрытой ладони.

– Это тебе.

Хизаши увидел мешочек омамори[68] из ярко-красного шелка, сшитый не слишком аккуратно, но со старанием. Кента смотрел вопросительно и немного смущенно.

– Что? Недостаточно красивый?

В его голосе слышался вызов, и Хизаши усмехнулся.

– Конечно, ему не хватает изящества, но в целом работа недурна. У мастера есть талант.

Щеки Кенты покраснели. Хизаши взял омамори и рассмотрел на свет.

– И правда, весьма… красиво.

– Я сделал его давно, но, – Кента замялся, – мне казалось, тебе не нужны обереги.

– Что же изменилось?

– Не знаю, – пожал плечами Кента. – Вдруг подумалось, что защита нужна даже тем, кто кажется сильным снаружи. Чтобы… Чтобы однажды они тоже случайно не стали жертвами.

Уже пройдя мимо, Кента обернулся и сказал.

– Пока ты мылся, Арата-кун кое в чем признался. Он покидает Дзисин навсегда.

Хизаши