Ей необходимо было прийти туда и ощутить все на себе, посмотреть на него другими глазами, почувствовать открытым сердцем. А еще для того, чтобы уничтожить все следы своих приготовлений. Услышав историю аббатисы, историю, в которой ее собственный дед сыграл роковую роль, Джоанна уже не могла больше обрекать себя на роль судьи и палача Матери.

Прошлой ночью их разговор закончился расспросами Джоанны относительно ритуала. Мать пояснила, что это молитвы, которые сестры использовали для того, чтобы избежать насилия и похоти хозяев их земель. Молитвы! Это было все, что она сказала. Но Джоанна не верила, что молитвы способны убивать людей.

Дело было не в том, что Дункан заслуживал смерти после всех страданий, которые причинил стольким женщинам. Но как тогда объяснить другие смерти – его сыновей, матери Джоанны, а также слуг, которые погибли вместе с ними?

Возможно, сказанное Гэвином раньше было правдой. Проклятие продолжало действовать, но весьма вероятно, что человеческая рука, управлявшая этой силой, не была рукой Матери.

Двигаясь в темноте тоннелей, Джоанна отчаянно надеялась, что все так и есть. После вчерашнего разговора она приняла решение, что никто из Макиннесов никогда больше не посмеет обидеть старую женщину.

Мать уже и так пострадала сверх всякой меры.

Когда они въехали во внутренний двор, луна уже повисла над зубчатыми стенами Оулд Кип. Оставив своего жеребца конюху, Гэвин смотрел на гигантский железный крест, мерцающий в свете факелов над дверью в Оулд Кип, и вновь вспомнил историю, рассказанную старым священником.

Они были воинами, и им нужны были женщины. Они это заслужили… или думали, что заслужили.

Они выехали, озверевшие и пьяные… Вы знаете, как это бывает, хозяин, – сказал старый, больной проказой священник. – Их вожделенные крики разносились по ущелью и поднимались к вершинам скал. Полная луна освещала их путь. Мужчины, опьяневшие от вина и одержимые похотью, направлялись через холмы в долину девственниц.

Когда загорелась крыша церкви в аббатстве, пламя поднялось до самого неба. Отблески пожара можно было увидеть от Элдина до Абердура.

Связав женщин, они вытаскивали их на улицу и, как пойманную дичь, бросали поперек седел своих лошадей. Немногие из крестьян, а также капеллан аббатства, пытались протестовать, но их, как собак, порубили на куски. Потом они возвратились, разгоряченные убийствами и бесовским желанием. Они вернулись к своему хозяину, хвастаясь совершенными злодеяниями, горделивые и бессердечные. Отбросив в сторону большой рог для вина, хозяин стоял на ступенях своего замка, как языческий божок, широко расставив ноги и упершись в бока огромными кулаками. Прямо над ним на стене его нового дома блестел гигантский железный крест, а перед ним во дворе пылал костер. Воины сбрасывали с лошадей обезумевших и громко плачущих женщин прямо в пыль.

«Девственницы… Ага, девственницы! – Гортанный смех хозяина замка зловеще разносился в ночи. – Мечтаю погрузиться в их плоть. Именно за этим я и посылал своих воинов. Разденьте их всех, – приказал он. – Я буду выбирать для себя. Вот эту! Нет, эту! Клянусь дьяволом, они все будут моими!»

Прямо во дворе, при полной луне, под крестом, символизирующим нашу веру, они украли непорочность невинных святых дев нашего аббатства.

Это была ужасная ночь, ночь зла, которое сотворил этот землевладелец.

И тогда женщины закричали, проклиная его. Истерзанные и окровавленные, но все еще непреклонные и сильные, они плевались в грязи этого двора и проклинали его, призывая Силу Господа, Силу Креста, Силу луны и самой земли. Они прокляли его и всех нераскаявшихся грешников, следовавших за ним.

Хозяин приказал избивать их. Его люди били и пинали женщин ногами. Перед этим железным крестом они снова и снова насиловали безвинных страдалиц.

Но потом, когда хозяин уже решил, что ему удалось их сломить, он услышал, как голоса женщин возвысились. Все громче и громче они причитали и вопили, пока их стенания не перекрыли смех чудовищ в человеческом обличье. Эти голоса возносились все выше и выше, пока не достигли луны и белое мерцающее небесное светило не стало кроваво-красным от стыда за людские деяния.

Они все смолкли и оцепенели, эти воины. Затем кто-то крикнул: «Крест!» Хозяин посмотрел на него и увидел, что еще недавно сверкавший новый крест покрылся красными пятнами крови невинных жертв. Яростно сплюнув в пыль, он обнажил меч. Он им покажет! Его бешеные глаза наполнились жаждой убийства. Он занес оружие над одной из женщин. Он разрубит ее тело на тысячу кусков и сожжет их в огне. То же будет и с остальными. Он хозяин замка Айронкросс, и они не обманут его своими колдовскими уловками!

Но прежде чем его меч смог опуститься на жертву, поднялся страшный ветер. Под вопли женщин он становился все сильнее, разгоняясь над озером и яростно обрушиваясь на стены замка, Никогда раньше никто в этих краях не видел ветра такой чудовищной силы.

Хозяин пошатнулся и упал, а его воины в испуге отступили назад. Они видели, как женщин обволакивают воздушные вихри, видели, как корчатся их тела, видели, как кружат вокруг них искры костра, видели, как одна за другой они бездыханными падают на землю.

Затем так же внезапно, как и начался, ветер стих, оставив после себя тела мертвых женщин.

Их не коснулся ни меч, ни кинжал, но все женщины из аббатства были мертвы. А вместе с ними и хозяин, шея которого была сломана, а невидящие, полные ужаса глаза устремлены на кровавую луну.

Никому не известно, кто забрал тела погибших женщин и похоронил их в склепе под замком.

– Вы когда-нибудь были в этом склепе, хозяин? – спросил священник.

На самом деле не важно, кто положил их туда. Как бы то ни было, они нашли там вечный покой, а женщины гор, зная, где они погребены, стали приходить туда. И они будут продолжать делать это в каждое полнолуние.

Они будут приходить. И они будут помнить!

Гэвин внимательно посмотрел на красное пятно на гигантском кресте, висевшем над дверью. Сколько здесь правды и сколько вымысла, это пища для размышлений. Но владение замком Айронкросс перешло к другому человеку, который тоже умер не своей смертью, и в конце концов дошел черед и до Дункана Макиннеса.

Старый священник тяжелым взглядом посмотрел на Этола, а потом на Гэвина. Он сказал, что помнит не все о Дункане Макиннесе, но хорошо помнит, как тот умер.

Гэвин пересек внутренний двор и прошел через арочный коридор во двор часовни. Пройдя мимо могил предыдущих землевладельцев и множества безымянных могил, он вступил в маленькую церковь.

Он долго стоял там, а в его голове кружились мысли о мертвых девственницах. Мысли о женщинах из аббатства и о тех, кто так бессмысленно погиб во время пожара. Мысли о его собственной семье.

Впервые в жизни Гэвин позволил себе излить свою скорбь. Преклонив колени перед деревянным крестом в темной часовне замка Айронкросс, он дал волю своим слезам.