Она должна это сделать. Так же как очередной глоток воздуха был жизненно важен для ее организма, острая необходимость встретиться лицом к лицу с этой женщиной внезапно стала представляться ей столь же важной для ее души. Она медленно повернулась и посмотрела в серые глаза Матери.

– Почему вы думаете, что я боюсь?

– Ты была в склепе!

Джоанна ощутила, как вспыхнуло ее лицо. Она не могла отвести глаза – это было бы равносильно признанию своей вины. И это было бы актом трусости. Но в такой ситуации она уже не имела возможности убедительно отрицать свое присутствие там. Слишком много улик она оставила для любого, кто мог исследовать это помещение достаточно тщательно.

– Тебе не нужно было скрываться, когда ты приходила к нам туда.

Джоанна открыла рот, но ничего не сказала, поскольку на некоторое время лишилась дара речи. Глядя в лицо старой женщины, она видела только ее огромные глаза, горящие в темноте. Девушка почувствовала, как ее тело начинает сотрясать неконтролируемая дрожь.

– Ты – одна из нас, – сдавленным голосом произнесла Мать. – Поэтому было бы желательно, чтобы ты присоединилась к нам через две ночи. Для тебя наступило время все узнать.

«Полнолуние…» – встрепенувшись, подумала Джоанна. Ее приглашают принять участие в дьявольской церемонии при полной луне.

– Так происходит только потому, что ты не знаешь причины своего страха. Я хочу, чтобы ты пришла. Это позволит тебе понять цредназначение, которое стоит за всем, что мы делаем, и за тем, что мы есть.

Глядя в сверкающие глаза аббатисы, Джоанна постаралась собрать всю свою храбрость.

– Почему нельзя объяснить мне все это сейчас?

– Здесь не получится. По правде говоря, я не сторонница того, чтобы рассказывать истории о наших предках, насчитывающие сотни лет, без присутствия всех наших сестер.

– Но вы их повелительница.

– Это не так. Я всего лишь проводник, сестра. Не более чем смиренный провожатый.

– Что же такого вы сделали? – спросила Джоанна дрожащим голосом. – Что дало вам право на такое положение?

Во взгляде Матери неожиданно появилась какая-то нерешительность.

– Должна существовать причина того, что вы покинули своих родных в замке Айронкросс и заняли это место, возглавив женщин в аббатстве.

Джоанне впервые показалось, что она может различить морщинистые контуры ее лица, появившиеся в поле зрения под капюшоном.

– Чтобы я стала… ощущать себя одной из вас, я должна доверять вам, – тихо вымолвила Джоанна. – Доверять вам, Мать.

Аббатиса внимательно посмотрела на нее.

– Среди нашей паствы есть многие, которые не спрашивают о правде, но следуют за нами на нашем пути. – Она медленно положила иссушенную годами руку на кисть Джоанны. Невероятное тепло этого прикосновения заставило девушку вздрогнуть, но она принудила себя не отдергивать руку.

– Но ты другое дело, – продолжала Мать. – Ты из тех людей, доверие которых завоевать нелегко.

– Особенно во второй раз, Мать.

– Разве я совершила нечто, что заставило тебя разувериться во мне?

Джоанна пристально смотрела в глаза старой женщины, но не отвечала ей. Вместо этого она повторила свой предыдущий вопрос:

– Почему эти женщины выбрали вас своим проводником?

Отвечая, Мать слегка вскинула подбородок.

– Потому что мне довелось в определенном смысле разделить судьбу наших предшественниц.

– Разделить? – нерешительно повторила Джоанна. – Но мне говорили, что этим гробницам сотни лет.

– Да, это правда. Но мы разделяем их страдания по сей день, Джоанна. Некоторые из нас… очень многие из нас… разделили и их мучения.

– Что это были за мучения?

– Боль… боль из-за мужской похоти, мужской жестокости, насилий и убийств.

– Они… их изнасиловали и убили? Значит, именно так они погибли? А что случилось с вами?

Наступила тишина. Мать колебалась и медлила с ответом. Джоанна ощутила какое-то движение воздуха и быстро глянула на дверь, но та была закрыта. Она снова повернулась к аббатисе.

– Что произошло с вами? – повторила она.

– Меня изнасиловал… мужчина. – В голосе Матери прозвучала боль. – И я была выбрана проводником нашей паствы, потому что в глазах женщин из аббатства я вынесла те же истязания, что и наши предки. Мое тело так же было подвергнуто жестокому надругательству.

Джоанна вдруг почувствовала, что не может говорить. Тугой ком стал расти в ее горле, а в голове замелькали слова Гэвина. Слова о неверности ее деда и той боли, которую он причинил женщине, на которой женился, – ее бабушке.

– Кто?.. – едва вымолвила она. – Кто повинен?.. – Джоанна не смогла закончить фразу. Вместо этого она пытливо посмотрела в окаменевшее, непроницаемое лицо Матери.

Старая женщина глядела в сторону.

– Не стоит ворошить прошлое. Это не твоя вина, чтобы нести ее бремя.

– Это был Дункан, разве не так? – Джоанна чувствовала себя так, будто это имя душило ее. – Это мой дед совершил над вами насилие.

Мать медленно повернулась к ней, и их взгляды встретились. То, что девушка увидела в глубине этих глаз, сказало больше, чем любые слова, которые могли быть произнесены. В них читалось мучительное воспоминание о прошлом.

– Это не твоя вина, чтобы нести ее, Джоанна! – Голос Матери зазвучал резче. – Ты должна забыть об этом.

– Я не могу! – Она в отчаянии вцепилась покрытыми рубцами от ожогов пальцами в костлявую руку старой женщины. – Я должна во всем разобраться. Я устала от этой неопределенности и хочу увидеть прошлое, чтобы уверенно встретиться с настоящим.

– Я могу рассказать тебе историю этих гробниц.

– Нет. Я хочу узнать о вашем прошлом. О том, что связывает вас с кровью, которая течет в моих жилах.

– Я ведь уже сказала, что это не твоя вина, – возразила Мать.

– Но разве вы не понимаете, что я должна нести ответственность? И так будет до тех пор, пока я не узнаю правду.

Мать покачала головой.

– Мать, помогите мне, – молила Джоанна. – Не зная истины, я научилась ненавидеть. Без этого я обречена на жизнь с завязанными глазами! Дайте мне узнать правду, какой бы горькой она ни была. Это мое право, Мать!

Старая аббатиса долго молча глядела в глаза Джоанны, прежде чем снова устремить свой взгляд в темноту.

– Что еще ты хочешь знать? Да, это был он. Твой дед Дункан.

– Он взял вас против вашей воли?

– Он взял меня так же, как привык брать любую понравившуюся ему женщину, которую встречал на своем пути.