Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все, что ты видишь, женушка, — принадлежащая мне земля. Мое королевство. Ты могла бы жить здесь как королева.
Но Эвелин лишь видела под собой отвесно уходящую вниз стену башни. Она закрыла глаза, почувствовав головокружение, и ждала последнего толчка, после которого рухнет на землю. Синджон ранен и, возможно, доживает последние минуты. Эвелин так много хотела ему сказать. Она твердила эти слова, как молитву, и смотрела на горизонт.
Внезапно ее внимание привлекло какое-то движение, облачко пыли за спинами отряда всадников.
— Французы! — прохрипела она.
Эвелин всем сердцем желала, чтобы Синджон продержался до их прихода, чтобы кто-то успел его спасти.
Филипп отпустил руку жены и принялся перезаряжать пистолеты. Он даже не смотрел в сторону приближавшихся солдат.
— Это не важно. У меня есть знамя.
— Боюсь, ты меня неверно понял там, внизу, Реншо. Можешь забрать знамя, а Эвелин пойдет со мной.
Эвелин обернулась. Синджон стоял, облокотившись о дверной косяк. Он был бледен, на лбу выступила испарина, а из рукава капала на сухой пол кровь. И все же он сжимал в руке саблю и гневно взирал на Филиппа, словно один из ангелов мщения, вышитых на знамени. У Эвелин перехватило дыхание от страха за этого мужчину и любви к нему.
Филипп поднял пистолет и взвел курок.
Эвелин встала между негодяем мужем и любимым человеком.
— Синджон, французы уже на подступах к замку. Будь любезен, спускайся вниз и жди их там, — приказала она, вновь превратившись в высокомерную госпожу. — Ты истекаешь кровью.
— Ты слышишь, Реншо? Французы едут за тобой, — сказал Синджон, не обращая внимания на Эвелин.
Филипп вздохнул.
— Господи, как же я ненавижу героев! Вы так надоедливы, так предсказуемы. Ты ведь не оставишь ее, не так ли? И виной всему нелепые принципы, по которым ты живешь. Ты будешь стоять здесь и ждать, пока я не подстрелю тебя. У меня есть знамя, Радерфорд. С ним я непобедим. А ты все равно умрешь и не сможешь никого спасти.
До слуха Эвелин доносился топот копыт и крики всадников. Филипп направил пистолет в дверной проем.
— Эвелин, ступай посмотри, что там происходит, иначе я пущу ему пулю в лоб.
Эвелин не двигалась.
Синджон усмехнулся:
— Позволь рассказать, что там происходит. Офицер, что скачет впереди, полковник Жан-Пьер Д’Аграман. У него есть приказ стрелять в тебя без предупреждения. Он руководит отрядом отменных стрелков, отобранных самим Наполеоном.
Капля пота скатилась по щеке Филиппа, однако он запрокинул голову и расхохотался.
— Наполеон? Здесь я император! — Он развернул знамя и накинул его на плечи, подобно королевский мантии. — Увидев знамя, эти стрелки преклонят предо мной колени. Они не станут в меня стрелять. Не осмелятся осквернить этот священный кусок материи.
У Эвелин заложило уши от топота ног по лестнице. Синджон же не сводил глаз с Филиппа, который распрямил плечи и ждал. Знамя развевалось за его спиной, поблескивая на солнце.
В дверном проеме появился первый солдат. Он остановился, посмотрел на знамя, а потом опустился на одно колено и перекрестился. Остальные последовали его примеру, и Филипп рассмеялся.
— Видишь, Радерфорд? Я же сказал, что они упадут передо мной на колени.
— Не перед тобой, Реншо! Не обольщайся! — прорычал Синджон.
Подъехал Д’Аграман и, стоя позади своих людей, наблюдал за происходящим.
— Прикажите им открыть огонь! — в отчаянии закричала Эвелин. — Он предатель! Неужели вы позволите такому мерзавцу держать в руках святыню?
— Верните знамя, лорд Реншо, и мы вас отпустим, — попытался торговаться Д’Аграман.
Губы Филиппа растянулись в улыбке.
— Вы не встали на колени, полковник. Вы неверующий? Я могу пройти сквозь пламя, закутавшись в это знамя, и останусь невредим! — бесновался Филипп. — Спросите своих людей. Прикажите им открыть огонь. Они не последуют вашему приказу. Я уйду и заберу с собой знамя. Я проеду по улицам Парижа, набросив его себе на плечи, и буду проклинать Наполеона перед Богом и людьми! — Он протянул руку. — Идем отсюда, Эвелин!
Эвелин медлила.
— Ты же не думаешь, что я оставлю тебя здесь с ним, не так ли? Победитель получает все, дорогуша, а проигравший — ничего!
Эвелин перевела взгляд на Синджона. Он умрет, если рану не перевязать. Если Филипп уйдет, полковник сможет оказать ему помощь, а потом переправить в Англию. Она взглядом призналась Синджону в любви и сделала шаг по направлению к мужу.
Однако Синджон с силой схватил ее за руку.
— Нет! Если ты уйдешь, Реншо, тебе придется отказаться от Эвелин и поклясться, что больше не приблизишься к ней.
Филипп насмешливо склонил голову.
— Ты влюбился в мою жену, Радерфорд?
Эвелин затаила дыхание, но Синджон молчал.
— Очевидно, нет. Бедная Эвелин, — насмешливо протянул Филипп. — Ты любишь его, или он просто был развлечением в мое отсутствие?
— Я совсем по тебе не скучала, — ответила Эвелин. — Я хотела, чтобы ты…
Синджон сжал руку Эвелин, прежде чем она успела закончить.
— Вот как? — Филипп нахмурился. — Что ж, в таком случае мне будет даже интереснее убивать тебя, Радерфорд. — Он махнул рукой стоящим на коленях солдатам. — Никто здесь меня не остановит. Не потому, что это знамя — святыня, а потому, что супружеская измена — грех.
Он буравил взглядом Синджона.
— Представьте этого человека в постели с вашими женами, mes amis[11]. Я уверен, что вы согласитесь убить его вместо меня. Ты… — Филипп указал пальцем на одного из солдат. — Во имя святого знамени Карла Великого приказываю тебе убить любовника моей жены.
Эвелин в ужасе наблюдала за тем, как солдат, перекрестившись, потянулся за саблей.
— Видишь, Эвелин? С этим знаменем в руках я могу делать что хочу. А теперь смотри, как умрет твой любовник!
Эвелин слышала прерывистое дыхание Синджона. Он не выдержит долгой битвы.
— Опустите оружие, — приказал солдату полковник Д’Аграман, но тот лишь покачал головой и снова перекрестился.
— Эвелин, отойди, — сказал Синджон.
Он оттолкнул женщину в сторону и поднял саблю, готовясь к сражению.
Филипп самодовольно улыбался, уверенный в том, что владеет ситуацией. Он не остановится. Убьет всех ради собственного развлечения.
— Остановись! — взмолилась Эвелин, когда Синджон отразил первый удар.
В мгновение ока противник выбил саблю из его рук, и Синджон пошатнулся.