litbaza книги онлайнСовременная прозаМаньяк Гуревич - Дина Рубина

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 70 71 72 73 74 75 76 77 78 ... 88
Перейти на страницу:

– Я согласен! – выдохнул декабрист Гуревич.

В лицейском сообществе ты был бы Кюхлей.

Впрочем, грех жаловаться: и в его ситуации обнаружился увесистый пряник. Больничная касса оплачивала ему такси до работы и обратно. «Всё-таки не ближний свет, – заметил Арье Босяк, почёсывая что-то в глубинах кибуцных шортов, – ты просто загнёшься».

По времени это составляло час езды от Беэр-Шевы.

В этой стране расстояние измеряется не километрами, иначе любой адрес можно сопроводить словами «тут неподалёку». Из-за того, что население живёт, в сущности, на пятачке, территорию страны обозначают по-крупному: Север, Юг. (Восток и Запад отсутствуют ввиду конфигурации местности, напоминающей немодный галстук.) Есть ещё глобальное понятие Центр страны. (Гуревичу это обозначение напоминало картинку из учебника, где мужик в лаптях стоит на одной ноге, поджав другую.) Ну а дальше – только Эйлат…

Ездили, кстати, по той дороге, которая в Эйлат и вела. В те годы она была ещё очень опасной, военно-грузинской такой дорогой. Она и сейчас опасная, и по-прежнему славится многими жертвами, но её чуть расширили и подровняли с боков.

Честно говоря, в такси Гуревич намеревался спать. Подремать, покемарить, соснуть, всхрапнуть, клопа придавить… Не тут-то было! Водитель у него оказался активный, доброжелательный и беспросветно религиозный. А звали его – вы сидите? – Элиша бен Шмуэль аль-Хафиз.

«Бывают такие имена, – уверял жену Гуревич. – Если ты помнишь, главного героя «Двенадцати стульев» полностью звали Остап Сулейман Берта Мария Бендер-бей».

Но Катя не верила, считала, что Гуревич это имя придумал, не сходя с места. Говорила: «А ну повтори! Быстро, не задумываясь!» – «Элиша бен Шмуэль аль-Хафиз, чтоб мне сдохнуть!» – устало отвечал Гуревич.

По-русски тот говорил неважно, потому как происходил из бухарских евреев. Но говорить хотел постоянно. Всегда имел что сказать и был уверен, что у него есть на то веские основания. Утром весь час дороги до Мицпе-Рамона, а вечерами обратно до Беэр-Шевы он пересказывал и толковал Гуревичу Священное Писание. Час туда… час обратно…

По два часа ежедневно вдалбливал пророк Элиша в своего строптивого и бестолкового пассажира святые тексты ТАНАХа. Через месяц доктор Гуревич мог бы и сам читать лекции по данному предмету, а возможно, стать доктором богословия. Причём лекции эти он, вероятно, читал бы с бухарским акцентом – дословно, как запомнил.

Между прочим, у Элиши была интересная теория реинкарнации душ в иудаизме. Возможно, это была его собственная догадка, а может, слегка переработанное мнение кого-то из мудрецов древности. «Понятно же, – говорил он, – что человек умереть не может, ведь правда? Когда он якобы умирает, он возвращается на землю семь раз: сначала в виде букашки-жучка, потом рыбки, потом птички… И лишь затем становится человеком. Он должен пройти все эти круги, понимаешь?»

Гуревич, который ложился поздно, а поднимался в пять утра, чтобы успеть погулять с собакой Кренделем, сварить кофе и принять душ, закрывал глаза и думал: «Ну хорошо, положим, я превращусь в букашку, потом в червяка, в таракана, затем в птичку, в рыбку, потом ещё в кого-то там… Но внутри себя я буду помнить, что вообще-то я – доктор Гуревич, несмотря на то что пока я – червяк?»

И на каком-то витке убийственной этой дороги он задал свой пытливый вопрос пророку Элише. Тот дёрнулся и бросил руль. Воздел руки, потрясая ими над головой… Машина вильнула и понеслась, как спущенная с поводка гончая. Гуревич понял, что сейчас на этой тропке он как раз и станет птичкой или рыбкой.

Метров триста они летели под присмотром ангелов, пока наконец Элиша не вернулся к рулю. Горестно покачав головой, он воскликнул:

– Боже, я не продумал этого! Не учёл, упустил! Просрал теорию! – И до самого Мицпе-Рамона всё мотал башкой, цокал языком и повторял: – Просрал теорию. Какую теорию просрал!

* * *

А Мицпе-Рамон – местечко с гулькин нос, далековатое от Карнеги-холла. Туристы в посёлок заглядывали в случае крайней нужды: если вдруг что с машиной, или кто лодыжку подвернул, выйдя отлить на пустынную дорогу.

Здесь неподалёку есть ферма, где выращивают лам и таких кротких милых животных: альпаков. Внешне они – нечто среднее между пони и козой. Гуревич однажды заглянул на эту ферму – проведать Арона, заведующего. Тот был диабетик и безответственный – ужасное для пациента сочетание. В поликлинике не показывался месяцами и, судя по всему, частенько забывал принимать лекарство.

На ферму Гуревич попал после обеда; как раз закончилась стрижка альпаков. На деревянных столах лежали горы мягчайшей шоколадно-коричневой шерсти, вспыхивающей на солнце красноватыми бликами. Стригали – двое загорелых до черноты юношей – собирали её в мешки. А свежестриженные животные, застенчивые, как подростки после парикмахерской, голенастые, с длинными шеями, бродили вокруг, пугливо отшатываясь от протянутой к ним ладони.

Арон Гуревичу обрадовался, отмахнулся от всех медицинских вопросов, принялся объяснять доктору, что напрасно тот думает, будто лама и альпаки – одно и то же только лишь потому, что оба относятся к семейству верблюжьих и оба – китопарнокопытные. На самом деле предками альпак были викуньи, а не гуанако, как мог бы по ошибке подумать доктор Гуревич. При скрещивании они вообще дают новый вид потомства под названием уарисо. Попутно Арон, как праотец наш Иаков, протягивал по сторонам большие добрые руки и оглаживал стриженых и нестриженых животных, которые ластились к нему, как дети, тычась мордами в его обширный живот, и шли за ним по двору, как за мессией.

Короче, Гуревичу стало ясно, что безответственно Арон относится только к себе и своему диабету, а с фермой у него всё в порядке, она будет процветать во веки веков.

Так вот, кошмарное местечко Мицпе-Рамон в самом конце двадцатого века… Горстка строений, забытых богом на краю великого кратера ещё с тех времён, когда, проложив дорогу на Эйлат, отсюда снялся лагерь строительных рабочих. Кое-кто, впрочем, застрял.

Ну а в начале девяностых сюда стали свозить очумелых репатриантов, в головах у которых расстояния измерялись пока ещё советскими дистанциями огромного размера, так что, услышав от чиновника в аэропорту про «невероятно красивое место в каком-нибудь часе езды от Беэр-Шевы», они западали на обещания чистого воздуха, красоты нетронутой природы и дешёвого жилья, что было абсолютной правдой.

Подразумевалось, что окрепшее и пополненное свежаком население будет разрабатывать богатства уникального кратера Рамон, подобного которому на Земле не существует.

В редкие зимние дни, когда на эту местность опускается туман, не плотный и волглый речной туман, забивающий лёгкие, а лёгкий пустынный выдох, похожий на седые космы отшельника, на медленные струи небес, стекающие на дно каменистого ущелья, – пустыня и кратер преображаются и навевают на путешественника грёзы о какой-то другой, возможно, следующей жизни, куда более поэтичной и отрешённой…

В августе здесь тоже бывают неслабые аттракционы: в это время наша планета пересекает траекторию движения кометы Свифта-Туттля, родоначальницы метеорного потока Персеид. После явления этой кометы, яркой, как Полярная звезда, во Вселенной осталось много небесного барахла, вроде неприбранных астероидов. Каждый год, попадая в атмосферу Земли, они сгорают, осыпая сверкающим звездопадом окрестные скалы и ущелья, заодно и горстку улиц на границе двух тысячелетий.

1 ... 70 71 72 73 74 75 76 77 78 ... 88
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?