— А ты разве знала, что у меня кто-то есть? — ответил он, ничуть не смутившись. — Разве ты знала? Ты просто думала, что я болен, поэтому и завела себе любовника… И теперь рассказываешь мне про добродетель!

— Прошу тебя, помолчи. — Катя прижала руку к щеке. Щека была горячая, и она приказала себе успокоиться. — Мне все ясно. Ты не был болен. Ты притворялся. Тем хуже для меня. Значит, я изменила тебе, хотя спокойно могла не делать этого. Значит, я была обманута. Что же еще? Что еще ты можешь мне приписать? Мою развратность? Все эти годы ты только и делал, что деликатно обходил этот вопрос… Хотя мог бы и просветить меня прямо: я тебя больше не хочу, не люблю, я люблю другую женщину, мне нужно развестись с тобой, у меня есть сын… Разве я хоть на минуту удерживала бы тебя?! Разве я не отпустила бы тебя к ребенку?! Но ты предпочитал оставаться чистым, обманутым мужем, несчастным человеком — добрым и порядочным! И постоянно упрекать меня в моей непорядочности, в моей развратности… Тебе это доставляло удовольствие? Тогда ты неплохо позабавился… И как я умудрилась ничего не понимать?! Почему я такая?! Пока меня не ткнешь носом в самое дерьмо, я не почувствую запаха…

— Да ты никогда в жизни не призналась бы, что перед тобой — дерьмо и ты сама по уши в дерьме, — холодно ответил он. — Не из таких ты дамочек…

— Прекрасно. Под занавес — хамство. Но теперь, по крайней мере, меня не будет мучить совесть. Так что давай успокоимся и поговорим нормально.

— О чем говорить? Развод.

— Да, развод… — повторила она. — Но почему ты… Зачем было доводить до этого? Чтобы мне обо всем сказал не ты, а следователь.

Он долго молчал, и когда она встретила его взгляд, то в нем что-то изменилось. Она не могла понять — что, да и не хотела ничего понимать. На сердце было тяжело, и она чувствовала такой холод и одиночество, какого не испытывала никогда в жизни. Он тихо сказал:

— Конечно, Катя, я виноват. Я не могу этого отрицать. Все случилось как-то само собой… Я имею в виду Иру. Я даже не понял, что случилось… Потом было уже поздно. Она наступила мне на горло… Да, я тебя боялся. Почему? Сейчас не понимаю… Мне так тебя жаль… Но и себя мне жаль… Во что превратилась наша жизнь?.. Куда что делось? Конечно, виноват больше я, чем ты. Ты только вела себя, как вела бы обычная женщина… Но послушай, Катя… Я всю жизнь считал тебя женщиной необычной. Это была моя ошибка. Когда я связался с Ирой — не говорю, что это была любовь, ничего подобного… Когда это произошло, когда я понял, что отвязаться от нее будет очень трудно, что будет большой и грязный скандал, тогда я почему-то надеялся — вот ты сама все поймешь, сама мне скажешь: «Не беда, все уладится». Почему-то я думал, что ты меня поймешь и не будешь осуждать… И не скажешь: «Я с тобой развожусь, мне такой подлец не нужен…» Вот ты сидишь и смотришь на меня. Такая красивая, такая милая. И я думаю: почему я сделал все это? Но, Катя, есть еще нечто… Мне не стыдно перед тобой, не буду врать… Я тебя обвиняю в том, что мне понадобилась другая женщина. Ты была для меня слишком хороша — может, в этом все дело?

— А может, в том, что ты выдумал для себя слишком хорошую жену? — вставила Катя. Она слушала его внимательно, ее высокие, выгнутые брови поднялись еще выше, лицо приняло задумчивое, какое-то детское выражение.

Он посмотрел на нее пристальней и вздохнул:

— Может быть, я тебя идеализировал… Говорят, такие браки плохо кончаются… Наступает разочарование… Но и сейчас ты для меня все та же — красивая, умная, тихая, добрая… Может, я сумасшедший… Да, что касается сумасшествия… Ты меня выследила. Не знаю, что мне делать, как я буду себя вести. Может, буду по-прежнему ездить по автобусам, не знаю. Мне казалось — это какой-то отдых от женщин и от проблем, какая-то разрядка… Честно говоря, я сам думал, что я ненормальный. Но это тоже из-за тебя, хотя, и из-за Ирины тоже… В общем, полная тьма впереди. И нам надо скорей расставаться… Пока ты здесь, ты все путаешь, для меня ничего не прояснится… Ты меня запутала, я сам в тебе запутался. Наверное, ты просто не была создана для меня… Но и не для Димы.

Катя улыбнулась. Его тихий голос словно что-то прояснил для нее, если Игорь находился во тьме, по его словам, то она — на открытом пространстве, залитом ярким светом.

— Конечно, мы разведемся. — Она все еще смотрела на него. — Больше нам ничего не остается. Но давай больше не скандалить. Ты прав. Если не во всем, то во многом. Дима — не моя судьба. Но пока я буду вынуждена… Впрочем, о чем тут говорить. Это будут мои проблемы. Теперь я буду все решать сама, без оглядки на тебя. Посмотрим, как я разделаюсь со своей совестью. — Она улыбнулась. — Она всегда была больная, может быть, теперь выздоровеет?

— Желаю тебе успеха.

— Одно я хочу знать. — Она поднялась из-за стола. — Как быть с Мишкой?

— Не спрашивай меня, — раздался его голос. Он стоял, отвернувшись к окну. — Если бы я знал.

Она посмотрела на него, повернулась и, ни слова не сказав, ушла в свою комнату. Открыла шкаф, достала из ящика сложенные дорожные сумки и стала укладывать в них вещи. Вещей было много, и кое-что, наверное, не пригодилось бы ей прямо сейчас, в начале лета, но она все равно укладывала их: оранжевый шарф от Пако Раббана, теплый костюм от Эскада, кожаные перчатки, белье, купальник, шерстяную клетчатую юбку… Руки ее двигались быстро, а мысли — медленно. Собственно, она ни о чем уже не думала — слишком много ей пришлось думать в этот долгий день. Долгий и жаркий.

Катя посмотрела на окно. Сумерки были летние, тягучие, розово-дымчатые, какие бывают только в Москве, в дни жаркого мая. Она подумала, что поедет к Диме. Подумала, что сейчас напрасно рассуждать, для кого она предназначена, раз выбора нет… Был только Дима. Игорь исчез — она даже забыла, что он все еще находится рядом с ней, стоит, наверное, на кухне, смотрит в окно, так же как и она. Еще она подумала, что завтра поедет на похороны к Лене. И положила в сумку черное платье.

Через час она вышла в коридор с двумя набитыми под завязку сумками. Сняла тапочки, запихала их поглубже под тумбочку, подумала, что вряд ли их еще наденет. За остальными вещами надо было заезжать на машине — Катя и не думала, что у нее так много имущества. Игорь выглянул из кухни:

— Уходишь?

— Да. — Она взялась за дверную ручку. — Ты не падай духом.

— Постараюсь… Давай я помогу тебе.

Он подхватил обе сумки и пошел впереди нее. Вместе они спустились по лестнице, вместе ловили машину на трассе, а потом Игорь помог запихать сумки в багажник и сделал какое-то странное движение рукой — то ли помахал Кате, то ли поманил ее к себе. Она улыбнулась ему на прощанье и захлопнула дверцу.

Ночь Катя провела нормально — лучше, чем ожидала. Дима пришел поздно, невероятно вымотанный, усталый, выпил чашку кофе и завалился спать у себя в кабинете на диване. Катя только спросила его — не против ли он, что она притащила к нему свои вещи. На такой вздорный вопрос он даже не стал отвечать — махнул рукой, чмокнул губами воздух и уснул. Ей подумалось — а не пьян ли он? Но она сама устала и легла спать, не углубляясь в этот вопрос. А наутро, отпросившись у Димы с работы, поехала в самый центр — на Арбат, где в одном из переулков жила когда-то Лена.