побуждений. Но если безразличие отца было обусловлено эликсиром, есть надежда, что их отношения наладятся.

И опять же: он ничего не знал про дар мамы, так уж она решила, понимая, что порой люди боятся необъяснимых вещей. Но если Персефона откроется отцу и покажет, на что способна, возможно, произойдет чудо: он поймет ее и примет такой, какая она есть. А если молчать, чуда точно не дождешься.

Персефоне понятны страхи мамы: она боялась быть отвергнутой отцом. Но если ты отказываешь человеку в праве понять тебя, ты заведомо проигрываешь. Нет, это не путь Персефоны. Да, ее отец настроен против ведьм, но ведь он даже не знает, что его жена и дочь – тоже ведьмы.

А теперь у него никого не осталось, кроме Персефоны. Почему один близкий человек не может открыться другому?

– Мы хотим предложить тебе свою опеку и наставничество, – говорит Урсула. – Если только, конечно, ты сама хочешь этого.

– Правда, что ли? – взволнованно спрашивает Персефона.

– Да, но и ты должна научить нас своей магии, – вмешивается Иезавель. – Особенно мне понравились твои карточные трюки.

– Хорошо, договорились, – улыбается Персефона. Вдруг она серьезнеет. – А можно взглянуть на ожерелья, которые украл Клепто?

– Да, конечно, – соглашается Квини, удивленная таким поворотом. Но, наверное, у девочки есть какой-то резон, если она спрашивает. Квини идет к комоду, где хранится столовое серебро, и достает ожерелья. – Вот, держи. – Она протягивает их Персефоне.

Та раскладывает их перед собой на диванчике, прежде всего ее интересует золотое ожерелье с нефритовой подвеской в виде лягушки.

– Так я и думала, – говорит она, радостно ухмыляясь.

– Что такое? – спрашивает Айви.

– Когда я лазала по интернету, чтобы сделать муляж хекканского жезла, то изучила кучу сайтов, посвященных волшебным артефактам. И там я увидела это ожерелье. Эксперты утверждают, что на самом деле оно принадлежало ацтекской богине, то есть его неправильно классифицировали. Ожерелье ушло в частную коллекцию, следы его были утеряны. И оно всплыло совершенно случайно на этой выставке. – Персефона протягивает ожерелье Иезавель, чтобы та внимательно разглядела его.

Все пораженно молчат, а потом Виджет каркает:

– Кто бы мог знать, что Клепто окажется таким проницательным?

– Жаль, что мы не смогли найти его, когда особенно нуждались в деньгах, оно бы нас очень выручило, – задумчиво говорит Иезавель, проводя пальцем по нефритовой лягушке.

И только Урсула сразу поняла, что именно хочет сказать Персефона.

– То есть если это мощный магический артефакт, значит, Руби может использовать его для запретного заклинания и преобразиться?

Все оборачиваются к Руби, которая мирно дремлет на диванчике.

– Когда у нас следующее полнолуние? – спрашивает Урсула.

– Через двенадцать дней, – отвечает Айви.

– Бобровая [102] Луна, – говорит Иезавель, игриво поводя бровями.

– Кто о чем, а вшивый о бане, – хмыкает Квини.

– Думаете, Руби достаточно вменяема, чтобы провести такой сложный ритуал? – спрашивает Урсула.

– Не знаю, – задумчиво говорит Квини. – Но наша компания и стены родного дома хорошо на нее действуют. Вы не обратили внимания, что с каждым днем ее состояние улучшается? – Квини смотрит на сестер, и те кивают – вроде бы да. – Ну и наконец – разве не здорово, что у Руби появился шанс на преображение?

– Так, хватит о делах, пора ужинать, – объявляет Иезавель и зовет всех в столовую, где накрыт стол, рассчитанный на десять персон. Есть тут и жареные овощи, несколько видов супов, свежий хлеб и жареная курица для Квини – она единственная в доме мясоедка.

За разговорами и едой проходит еще час – все высказываются, чему бы они хотели научить Персефону. Айви мечтает посвятить ее в магию растений, Квини – в магию изобретений. Тэбби отмечает, что Персефона неплохо ладит с животными, так что надо развить и эти способности. Урсула хочет проверить, насколько силен у девочки дар предвидения, а Иезавель утверждает, что дар соблазнения ничем не хуже других. Но только нужно дождаться восемнадцатилетия, и тогда она сможет давать ей уроки.

И тут голос подает Руби:

– У Сары-Джейн свой особенный дар, и надо подождать, когда он сам проявится.

Персефоне пора возвращаться домой, и Квини предлагает подвезти ее на своей харлейке. Идея заманчивая, но девочка приехала сюда на велосипеде, на нем и уедет.

– Давайте в другой раз, – говорит она, очень надеясь, что в ближайшее время Квини научит ее искусству вождения метлы.

– А ты никогда не летала на самолете? – вдруг интересуется Айви.

– Да, несколько раз мы летали на отдых с родителями. А почему вы спрашиваете?

– Да вот Тэбби уговорила меня принять участие в конференции Эдинбургского университета, – говорит Айви. – Это будет в следующем месяце, хочу прочитать лекцию о биологическом разнообразии. Только я немного побаиваюсь летать.

– Но это же гораздо удобней, чем передвигаться на метле, – смеется Персефона. – Вы там даже поспать сможете. А еще в самолете подают еду и напитки.

– Что ж, звучит привлекательно, – бормочет Айви.

Все идут провожать Персефону и ее собачку, вернее, не идут, а ковыляют. Табита с Виджет оказываются самыми сноровистыми.

– Спасибо, что спасла наше поместье, – хрипло каркает Виджет. – Ты же знаешь, как это важно именно для меня.

Персефона вежливо кивает, принимая благодарность.

– Вы до сих пор злитесь на Урсулу? – вдруг тихо спрашивает она.

– Я понимаю логику ее поступков, – говорит Виджет. – Но все очень сложно. Нужно время, чтобы наши отношения восстановились.

– Но вы так долго ждали извинений, – говорит Персефона. – Я уверена, что Урсула хочет искренне извиниться перед вами.

– Я знаю, – хрипло говорит Виджет. – Только я как раз не хочу слышать ее извинений.

– Потому что еще не простили ее? – спрашивает Персефона.

– Нет, потому что я боюсь исчезнуть, – объясняется через птицу Тэбби. – А я хочу еще немного тут задержаться. Мы же снова вместе. – Тэбби смущенно улыбается. – И еще я надеюсь, что у Руби получится совершить преображение.

Персефона кивает, ей очень понятны чувства Табиты. Она протягивает руки, чтобы обнять ее, но вдруг вспоминает, как это глупо и неприлично – пытаться обнять призрак. Это все равно что здороваться со слепым. Но вдруг рука девочки наталкивается на что-то осязаемое. И она видит, как расширились от удивления глаза Табиты.

Тридцать три года она была призраком, даже более бесплотным, чем дыхание, чье тепло хотя бы можно ощутить щекой. Тэбби истосковалась по телесному контакту, но неспособна была ощутить ни коготков Виджет на своем плече, ни плеча стоящей рядом сестры. Она давно жила в этом вакууме, и вдруг такое! Так человек с парализованными конечностями вдруг чувствует укол булавки в подошву ноги.

И вот так, желая проявить участие, Персефона проявила свой необычный дар. Она стоит,