— Чего проверяться, лечиться надо, — ответил Шульгин. — Помаленьку все схватили. — Возьми, Олег, твоя очередь.

— Плесни мне, Саша, в чарочку, да покурю по-человечески. Что там с Удолиным?

— Я с ним говорил. Он в полном восторге. Обещал скоро быть.

— Отлично. Пусть и ведет переговоры. Если явится в эфирной копии, ему на радиацию плевать.

— А материально?

— Дадим гомеостат, мой. Мне, честно говоря, снова туда лезть — никакого интереса.

В ожидании Удолина вкратце пересказали девушкам и Левашову историю дагонской расы.

— Так где же они проскочили развилку? — вслух задумалась Ирина. — Очень может быть, что как раз в районе возникновения месопотамской и египетской цивилизаций. Читала я у Льва Гумилева насчет «пассионарных вспышек». Неизвестно, откуда они возникали, но давали мощные толчки историческим процессам. Что-то такое, возможно, здесь и случилось… Часть дагонов сделали «что-то не то» и остались доживать на этой Земле, а остальные «вовремя перешли на другую сторону улицы». Механизм возникновения альтернативы я плохо представляю. Если бы подключить вычислительный центр Таорэры, пожалуй, несколько гипотез просчитать бы можно было.

— А Замок? — спросил Левашов.

— Ничего не могу сказать, с его методиками и мощностями я не знакома.

— Есть одна идейка, — щурясь от пробившегося сквозь облака солнечного луча, сказал Шульгин. — По поводу Замка. Если мы смогли перебраться сюда, так велика ли разница? Выйти в каком-то там веке до нашей эры и лично выяснить, где возникла развилка и почему…

— Но-но, — с намеком на угрозу ответил Андрей. — Завязали с экспериментами. Не хватало в позднекаменном веке застрять. Константину делать нечего, ему и карты в руки. Сумеет в мозгах у старцев нужные концы найти — тогда и мы подключимся…

— А хорошо бы, — мечтательно сказала Лариса. — Найти ту развилку, заблокировать — и не будет больше никаких монстров и дуггуров. Останутся одни англичане, а уж с ними мы разберемся… А потом я снова в Кисловодск уеду. Что вы ни говорите, в двадцать первом веке мне больше нравится, чем в девятнадцатом.

Британская империя вместе со всеми доминионами буквально взорвалась чувством обиды, возмущения, жестко униженной гордости, когда газеты сообщили о поражении двух английских крейсеров в бою с одним трансваальским на границе Атлантики и Индийского океана. Пожалуй, Россия даже Порт-Артур и Цусиму пережила легче. Другой исторический опыт плюс разнузданная антигосударственная либеральная пропаганда. Господа интеллигенты почти сумели внушить обществу мысль о том, что проигранная война — великое благо. А тут и Первая русская революция подоспела.

Не то в Англии. Здесь, где каждый с детства мнил себя моряком и империалистом, такая пощечина прозвучала особенно громко и оскорбительно.

Немецкий грузовой пароход, идущий из Малайи, случайно отклонившийся от общепринятого курса, заметил в океане крейсера, дрейфующие в самом жалком положении. Единственное, что британцы сумели, заделав пробоины и откачав воду из кормовых отсеков, это с помощью паровых катеров подтянуть корабли и пришвартовать их бортами, из подручных материалов соорудить рули, установить кливеры и фор-марсели, чтобы держаться по ветру и не встретить шторм лагом к волне.

Один минный катер снарядили и отправили в Кейптаун за помощью, заранее готовясь к позору и насмешкам экипажей эскадры и прессы.

Но немец подоспел раньше и, сговорившись о цене, взял несчастные крейсера на буксир.

Описание боя, изрядно приукрашенное кейптаунскими корреспондентами, поданное в самом выгодном для англичан свете, все равно произвело шоковое впечатление. А немцы и другие независимые репортеры «нейтральных» держав расписали историю так, что толпы «патриотов», размахивая флагами на Пелл-Мелл и Риджент-стрит, требовали линчевать хоть кого-нибудь из флотского начальства.

Радикальные либералы во главе с Ллойд-Джорджем, рабочая партия и социал-демократы настаивали на немедленном прекращении боевых действий. Но большинство парламентариев и «народ», охваченные острым приступом шовинизма, требовали вести войну до победного конца и до последнего бура, если потребуется.

Адмиралтейство со всеми его лордами, артиллерийское управление, технический комитет, военно-морская разведка, атташе в европейских и прочих, имеющих хоть какие-то морские силы странах были завалены запросами из парламента и директивами начальства всех видов, по нисходящей. Выяснить и доложить, что случилось, кто виновен и подлежит наказанию. Откуда и каким образом в распоряжении Трансвааля оказался современный боевой корабль, какого он типа, где построен, чем вооружен, какой принадлежности экипаж, где базируется, как снабжается и так далее, и тому подобное.

Задавать вопросы было легко, отвечать на них — не в пример труднее. Да тут еще Сильвия с Берестиным с удовольствием вмешались в скандал. Потому что в Британии любая житейская ситуация при желании легко переводится в политический скандал. Случись нечто подобное с российскими, к примеру, кораблями, широкая общественность скорее всего вообще ничего не узнала бы разве что через порядочный отрезок времени и в виде слухов, которые можно трактовать, как заблагорассудится, а властям на них не реагировать вообще. На подобный случай имеется подходящая поговорка: «На каждый чих не наздравствуешься». И это по-своему правильно. Апостол Павел, кажется, говорил: «Умножая знания — умножаешь скорби».

Не то в «демократии», пусть и монархической. Шум поднялся до небес, невероятно оживилась оппозиция, до сих пор не имевшая подходящего повода как следует «прищучить» правящую партию, да и аристократические группировки, бьющиеся за степень близости к трону, нашли подходящий повод для новых интриг: «А первый морской лорд такой-то — ставленник герцога Галифакса, не он ли во всем виноват?»

Однако в любом государстве, особенно столь успешном, как Великая империя, над которой никогда не заходит солнце, имеются нормальные, спокойные службы, занимающиеся своими делами, независимо от политической конъюнктуры.

Во время боя один из штурманов «Эклипса», страстный фотолюбитель, запечатлел «Изумруд» пластиночным аппаратом, снабженным приличным по тем временам телеобъективом. При громадном увеличении, достигнутом с помощью так называемого «холодного проявления», у специалистов появился материал для работы. Десяток судовых инженеров, собранных в неприметном здании на Ламберт-Роуд, окнами выходящем на Темзу, быстро определили, что данный образец является почти точной копией крейсера «Новик», строящегося на верфи «Шихау» для России. Этот крейсер, предположительно, должен стать самым быстроходным в мире. Беда только в том, что он пока еще проходит сдаточные испытания и в строй может вступить не раньше следующего года. Во всех остальных флотах мира — а специалисты пролистали все доступные справочники, не считая конфиденциальных документов, — ничего похожего не имелось. Вернее — имелось именно «похожее» — по функции и водоизмещению, но не по внешнему виду и не по характеристикам.