полной боевой готовности. В отличие от дяди Боря, который намеревался его как минимум покалечить, Дима, очевидно, преследовал иные цели. Резким выпадом мощно отшвырнул мужчину назад, увеличивая тем самым расстояние для лучшей маневренности. Однако своим преимуществом он почему-то не воспользовался. Просто ждал. А зря! На защиту Смотрящего уже спешили четыре амбала из личной охраны Прокурора, на фоне которых и ее дядя, и ее муж выглядели… низкорослыми хиленькими подростками.

«Ой, мамочки…»

Выброс адреналина в кровь был запредельным.

— Нет! — завизжала Лиза не своим голосом, буквально цепенея от ужаса. — Пожалуйста… не надо!

Естественно, никто ее не слушал.

Равно как никто даже и не пытался их остановить.

— Знал же, сученыш, что я тебе за это башку оторву! — взревел дядя Боря, презрительно харкая на землю. — Знал. И один х*й поступил по-своему!

— Ты совсем *банулся на старости лет? — вторил ему Похомов куда более взбешенным голосом. — Она моя! С х*ра ли я должен от нее отказываться?

— Перед нашим законом все равны! И ты, щегол – не исключение, — холодно резюмировал Прокурор, а следом отдал приказ, от которого Лиза едва чувств не лишилась: — Наказать ублюдка, по всей строгости!

«Как наказать? – паника ослепила. - Господи… как?»

— Не. При. Ней.

Ответный рев Дмитрия прозвучал столь устрашающе, что не только охрана Прокурора застыла в нерешительности. Сам Черчесов уставился на него в недоумении.

— А в чем дело? — ледяной сарказм дядюшки заставил ее спину покрыться липким потом. — Боишься показать ей, что против толпы ты… никто?

— Против толпы и ты никто! – парировал Борзый. - И да, боюсь! До усрачки боюсь, что она меня возненавидит, если я случайно сверну тебе шею! Отправь ее в…

— Она останется! — прозвучало с нажимом. — Пусть смотрит. Пусть видит. Пусть знает, как ломают непокорных!

— Я сказал: НЕ ПРИ НЕЙ!

— Посмотрим, каким тоном ты заговоришь…

— Сука! Да успеешь ты меня наказать! — яростно огрызнулся Похомов. — Я же здесь! Перед тобой. Никуда не убегаю. Не увиливаю. Вину свою признаю. К последствиям готов. Но сначала поговорим, Борис Андреевич. А потом делай со мной, что пожелаешь. Что должен. Только… не у нее на глазах!

— Это решать не тебе! Вообще берегов не видишь? Указывать вздумал?

— Да выслушай ты его, Борь! — внезапно вмешался Дудаев, сохраняя все то же невозмутимое выражение лица и ледяное спокойствие. — Накосячил он, конечно… знатно. Но может, чего дельного скажет, раз так настаивает!

Прокурор неодобрительно фыркнул да нетерпеливо передернул плечами.

— И хорош уже вам обоим быковать! — продолжил Мага, повышая голос. — Малую заикой сделаете! И так вон от страха онемела: стоит, дышать боится!

Лиза вздрогнула, машинально обхватывая себя руками.

Прав. Ох, и прав же был Дуда…

Первобытный ужас, охвативший ее, холодил кровь в жилах.

К неимоверному облегчению, Прокурор к словам Дудаева прислушался.

Не сразу. Поразмыслив несколько секунд. И тем не менее.

— Так и быть, выслушаю. Чисто из-за уважения к тебе! — озвучил он наконец. А затем устремил свой помутневший взор на Похома. — Но сперва я, пожалуй, выслушаю его отца!

Все еще тяжело дыша, дядя Боря обратился к Аркадию Михайловичу, буквально испепеляя своего давнего товарища свирепым взглядом:

— Ты знал?

Мужчина глухо пробормотал:

— И да. И нет.

Его ответ… ошарашил. Причем не только Лизу.

Казалось, Дмитрий был удивлен ничуть не меньше. По крайней мере его скептически изогнутая бровь свидетельствовала как раз-таки об этом.

Мол, серьезно? Знал? Откуда?

Похом тем временем чиркнул зажигалкой, торопливо подпаливая сигарету. Жадно затянулся. И лишь спустя несколько секунд, заговорил вновь:

— Я подозревал, что мой сын просто так не уймется. Что обязательно выкинет какой-нибудь хитровы*банный финт. Его поступки и мотивы просчитать крайне сложно. Особенно если они имеют отношение к ней! В общем, пораскинул я мозгами, и решил обратиться за помощью к сынку покойного Хирурга. К старшему. Хотел, чтобы он присматривал за ним да мне докладывал, если что неладное заметит. А Алексей, он человек иных нравов. На подлость не способен. Пришел ко мне. Так и так, говорит, Михалыч… что хочешь со мной делай, а я не могу его предать. Тебе обязан многим – знаю. Если хочешь, накажи. Но у меня невеста в положении. Прибавления ждем. Покоя хотим. Не сталкивай нас с Дмитрием лбами. Позволь остаться в стороне от вашей семейной тяжбы. В общем, пожалел я его. Гордеев получил свой нейтралитет, а мне осталось только наблюдать и ждать. Ровно до вчерашнего дня! Лиза попросила меня забрать из магазина подарок, который она заказывала на день рождения Андрею. Сотрудникам салона она представила меня как своего свекра – якобы родственнику заказ отдадут без проблем. Все действительно прошло гладко. Запросили паспорт, всучили коробку. А меня осенило вдруг: они же, сука, фамилию сверяли! И если не задали ни одного вопроса, значит, фамилии-то совпали. Я сам себе не поверил попервой. Думал, гоню уже. Но когда молодежь вчера свалила на озеро, я перевернул ее комнату вверх дном…

Он резко замолчал, переводя дух и вновь смачно затянулся табачным дымом.

— И? — нетерпеливо шикнул на него дядя Боря.

— Паспорт я ее нашел, – подытожил Похом. - Не врут – расписались.

— И ты молчал… целые сутки? Целые гребанные сутки?

— А что бы изменилось? — Аркадий Михайлович нервно затушил окурок. — Дело сделано. По его вчерашнему поведению стало ясно: он намерен озвучить эту новость в ближайшее время! При всех же облапал и облизал ее, как только смог! Своими глазами все видели! Что уж тут… говорить?

Повисла зловещая пауза. Несколько мгновений прошли в первозданной оглушающей тишине. Тишине, нарушил которую сам Черчесов:

— Мне придется принять меры! Понимаешь же, брат?

Аркадий Михайлович уверенно кивнул:

— Он и сам это понимает!

— Вижу.

— Только ты наверное… с меня начни, Борь.

— С чего бы вдруг? Ты не при делах!

— А по-хорошему должен бы быть!

— Нет, не должен! – уверенно вмешался в их беседу Дмитрий. – Ты поступил так, как считал нужным. И я уважаю тебя за твердость характера!

— Ладно! – холодно обронил Прокурор, обращаясь уже к Диме. – У тебя пять минут. Говори, что хотел, и… продолжим!

Лиза напряглась каждой клеточкой своего тела.

От его голоса загробного. И тона сурового.

Но ее мужа по-прежнему не смущало