Через дверь, выходившую на маленький и бесценный, окаймленный праздничными павильонами клочок травы прямо посреди 16-й улицы, вошел ее дядя, мистер Гарольд Кастлтон. В руке у него был бокал шампанского.

– Оливия, прекрасная и милая! – с чувством воскликнул он. – Оливия, дитя мое, она все-таки сделала это! Внутри она все-таки хорошая, так я и думал. Порода всегда побеждает; правда, настоящие аристократы? Я – только между нами – уже начал было думать, что Господь с моей помощью дал ей чересчур много, что она никогда не удовлетворится, однако вот и она сходит на землю, как… – он безуспешно пытался подобрать метафору, – как настоящий аристократ, и я уверен, что она поймет, что это, в сущности, не такое уж плохое место. – Он подошел ближе. – Ты плакала, маленькая Оливия?

– Немного.

– Ничего страшного, – великодушно сказал он. – Не будь я так счастлив, я бы тоже расплакался.

Позже, когда она отправилась вместе с двумя другими подружками невесты в церковь, торжественный пульс большой свадьбы, казалось, слышался уже в вибрации мотора авто. У дверей его подхватил орган, позже он будет подхвачен виолончелями и скрипками бала и утихнет, когда раздастся звук мотора лимузина, увозящего невесту и жениха.

В церкви собралось очень много народу, в воздухе уже за десять футов чувствовался сильный аромат духов, слабый аромат чисто вымытых человеческих тел и запах глаженой ткани нарядов «с иголочки». За многочисленными шляпами ближе к алтарю церкви на передних скамьях с обеих сторон сидели обе семьи. Блэйры – семейное сходство проявлялось в слегка снисходительном выражении лиц, причем эта черта наблюдалась как у родни, так и у урожденных Блэйров, – были представлены: Гардинером Блэйром, старшим и младшими; леди Мэри Боус Говард, урожденной Блэйр; миссис Поттер Блэйр; миссис Принсес Потоуки Пэрр Блэйр, урожденной Инчбит; мисс Глорией Блэйр; его преподобием Гардинером Блэйром III, а также бедными и богатыми представителями родственных семейств Смисов, Байклов, Диффендорферов и Хамнов. По другую сторону алтаря сидели не столь впечатляющие Кастлтоны: мистер Гарольд Кастлтон, мистер и миссис Теодор Кастлтон с детьми, Гарольд Кастлтон-младший, а также мистер Карл Мерси из Гаррисберга, и еще в уголке прятались две маленькие тетушки в возрасте, по фамилии О’Киф. Они еще никак не могли прийти в себя после того, как сегодня утром были спешно погружены в лимузин и отвезены к модному кутюрье, одевшему их с головы до ног.

В ризнице, где как птицы, в своих огромных шляпах с полями порхали подружки невесты, наносились последние штрихи помады и проверялись последние булавки – вотвот прибудет Эмили! Подружки представляли различные стадии жизненного пути Эмили: школьная подруга из Брирли, последняя незамужняя подруга из тех, что вышли в свет одновременно с ней, компаньонка по путешествию в Европу и девушка, у которой она гостила в Ньюпорте, когда повстречала Бревурта Блэйра.

– Они наняли Уэйкмана, – говорила последняя, стоя у двери и прислушиваясь к музыке. – Он играл у моей сестры, но себе я бы Уэйкмана не хотела.

– Почему это?

– Да ведь он все время играет одну и ту же вещь – «На рассвете». Он сыграл ее уже полдюжины раз!

В этот момент открылась вторая дверь, и показалось озабоченное лицо какого-то юноши.

– Все готовы? – осведомился он у ближайшей к нему подружки невесты. – У Бревурта уже легкое помешательство. Он стоит и меняет воротнички, один за другим, один за другим…

– Успокойтесь, – ответила юная леди. – Невеста всегда немного опаздывает!

– «Немного опаздывает»?! – возразил друг жениха. – Я бы не сказал «немного». Там уже начинают ногами топать и шикать, как в цирке, а органист уже полчаса наигрывает один и тот же мотив! Хоть бы немного разбавил эту скуку каким-нибудь джазом.

– Который час? – спросила Оливия.

– Четверть пятого… без десяти пять…

– Может, на дороге пробки? – Оливия замолкла, увидев, что мистер Гарольд Кастлтон вместе с обеспокоенным викарием находятся посреди праздничной толпы, пробиваясь к телефону.

А вслед за этим началось неожиданное движение к входу от алтарной части церкви: люди шли один за другим, потом пара за парой, и так – пока ризница не заполнилась толпой родственников, а в воздухе не повисло беспокойство.

– Что случилось?

– Кто-нибудь может объяснить, что случилось?

Вошел шофер и стал что-то взволнованно докладывать. Гарольд Кастлтон выругался и с пылающим лицом стал грубо проталкиваться к дверям. Раздалась просьба очистить ризницу, и затем, будто в противовес движению к входу, от дальнего угла церкви стала нарастать рябь разговора, стремившаяся дальше, к алтарю, усиливаясь и ускоряясь, становясь все более отчетливой, не затихая, заставляя людей вставать со скамей, превращаясь в нечто вроде приглушенного крика. Сделанное с алтаря объявление о том, что венчание откладывается, почти никто и не услышал, потому что к этому моменту уже каждый знал, что прямо у него на глазах разворачивается грандиозный скандал, который будет на первых полосах всех газет: Эмили Кастлтон, невеста Бревурта Блэйра, сбежала прямо из-под венца!

II

Оливия вернулась домой настолько погруженной в себя, что не заметила даже толпившихся у входа в особняк Кастлтонов на 60-й улице репортеров. Ей отчаянно хотелось пойти и утешить того, к кому она не должна была даже приближаться, и поэтому в качестве замены она пошла искать дядю Гарольда. Она прошла сквозь анфиладу пяти тысячедолларовых павильонов, в которых в подобающем случаю похоронном полумраке, среди блюд с икрой, жареной индейкой и пирамидального свадебного торта, все еще стояли официанты и слуги, ожидая неизвестно чего. Поднявшись наверх, Оливия обнаружила дядю сидящим на стуле перед туалетным столиком Эмили. Перед ним в беспорядке были разбросаны коробочки с косметикой – явное свидетельство женских приготовлений, делавшее его нелепое одинокое присутствие символом безумной катастрофы.

– А, это ты. – Его голос звучал глухо; он сильно постарел за прошедшие два часа.

Оливия положила руку на его согбенное плечо:

– Какой ужас, дядя Гарольд!

Неожиданно раздался поток богохульств, затем стих, и одна-единственная слеза медленно сползла по его щеке.

– Где мой массажист? – сказал он. – Пусть Мак-Грегор вызовет его.

Он издал долгий отрывистый вздох, как ребенок после истерики, и Оливия заметила, что его локти покрылись пудрой с туалетного столика, словно он, опираясь на него, плакал – сказалось выпитое заранее шампанское.

– Где-то тут была телеграмма, – пробормотал он.

– Да, где-то здесь…

Он медленно добавил:

– С этой минуты ты – моя единственная дочь.

– О, нет, прошу вас, не говорите так! Развернув телеграмму, она прочла: