– Эта дама – кузина моей жены.

Хозяин гостиницы ненадолго задумался.

– Думаю, что смогу помочь вам ее найти, – сказал он. Он вызвал портье и что-то быстро произнес на непонятном диалекте. Затем:

– Идите за мальчиком – он покажет дорогу.

Их провели по грязным улицам к полуразрушенному дому на окраине городка. Мужчина с охотничьим ружьем, развалившийся у входа снаружи, встал и что-то резко спросил у портье, после обмена непонятными фразами им дали пройти, они поднялись по лестнице и постучали в дверь. Когда она открылась, оттуда показалась чья-то голова, стрельнувшая глазами туда и сюда; портье снова что-то сказал, и они вошли внутрь.

Они попали в большую грязную комнату, которая нашлась бы в любом пансионе для бедных в любом уголке западного мира, – выцветшие обои на стенах, разодранная обивка, бесформенная кровать и возникавшее, несмотря на пустоту, ощущение загромождения помещения призрачной мебелью последнего десятилетия, на присутствие которой указывали кольца пыли и пятна проплешин на полу. В середине комнаты стоял невысокий тучный человек с влажными глазками и выдающимся над сладострастным, порочным ротиком носом. Человек изучающе уставился на Бревуртов, когда они вошли в дверь, а затем, издав одно раздраженное «Чушь!», нетерпеливо отвернулся. В комнате находилось еще несколько человек, но Бревурт и Оливия смотрели лишь на Эмили, возлежавшую с полузакрытыми глазами в шезлонге.

Когда она их увидела, ее глаза чуть изумленно раскрылись; она сделала движение, словно собираясь подпрыгнуть, но вместо этого протянула руку, улыбнулась и громко произнесла их имена вежливым тоном – скорее в качестве объявления остальным их присутствия, чем в качестве приветствия. При звуках имен угрюмость на лице коротышки сменила вынужденная любезность.

Девушки расцеловались.

– Дуду! – произнесла Эмили, желая привлечь его внимание. – Принц Петрокобеско, позвольте вам представить мою кузину, миссис Блэйр, и мистера Блэйра!

– Весьма польщен, – сказал Петрокобеско.

Они с Эмили обменялись быстрыми взглядами, после чего он предложил: «Присаживайтесь!» и тут же сам занял единственный свободный стул, как в детской игре «музыкальные стулья».

– Весьма польщен, – повторил он.

Оливия присела у подножия шезлонга Эмили, а Бревурт уселся на стул, который принес от стены, по пути рассмотрев других присутствовавших в комнате. В одном с ними помещении находились: свирепого вида молодой человек в плаще, стоявший у двери скрестя руки и блестя зубами, а также два потрепанных бородача, сидевших бок о бок в углу, – у одного из них в руках был револьвер, а другой сидел, подавленно свесив голову на грудь.

– Давно вы здесь? – спросил принц.

– Приехали сегодня утром.

На мгновение Оливия не смогла удержаться и мысленно сравнила этих двоих: высокую красавицу американку и невзрачного славянина, которого вряд ли потерпели бы даже в лагере для эмигрантов на Эллис-Айленд. Затем она посмотрела на Эмили – все те же густые светлые волосы, которые, казалось, впитывали в себя солнечные лучи, глаза, напоминавшие о глубоких морях… Лицо ее немного осунулось, у губ появились небольшие морщинки, но это была все та же Эмили – как всегда, доминирующая, сияющая и масштабная. Позором казалось, что вся эта красота и яркая индивидуальность в итоге очутились в дешевом пансионе на краю света.

В дверь постучали. Мужчина в плаще открыл и передал Петрокобеско записку; тот ее прочитал, воскликнул «Чушь!» и передал листок Эмили.

– Как видишь, здесь нет экипажей, – горестно произнес он по-французски. – Все экипажи были уничтожены – все, кроме одного, который теперь находится в музее. Ну да ладно, я предпочитаю коня.

– Нет, – ответила Эмили.

– Да, да, да! – воскликнул он. – Мне решать, как ехать!

– Не надо устраивать сцену, Дуду!

– Сцену? – Он вскипел от злости. – Сцену?! Эмили повернулась к Оливии:

– Вы приехали на автомобиле?

– Да.

– Большая шикарная машина? С открывающимся верхом?

– Да.

– То, что надо! – сказала Эмили принцу. – Можно нарисовать герб на дверце!

– Ну-ну, полегче, – сказал Бревурт. – Машина принадлежит отелю в Будапеште.

Эмили ничего не слушала.

– Жаньерка умеет рисовать, – задумчиво продолжила она.

В этот момент их снова прервали. Понурый человек в углу неожиданно вскочил и попробовал метнуться к двери, но другой человек поднял револьвер и обрушил рукоятку прямо ему на голову. Мужчина обмяк и свалился бы на пол, если бы напавший на него не пихнул его обратно на стул, на который он и осел, потеряв сознание; на лбу у него показалась струйка крови.

– Вонючие бюргеры! Грязный, вонючий шпик! – сквозь сжатые зубы крикнул Петрокобеско.

– Чтобы я больше никогда не слышала от тебя подобных замечаний! – резко сказала Эмили.

– Тогда почему нет новостей? – воскликнул он. – Мы что, так и просидим всю жизнь в этом хлеву?

Не обращая на него внимания, Эмили повернулась к Оливии и стала непринужденно расспрашивать ее о Нью-Йорке. Сухой закон все еще действует? Что новенького в театре? Оливия старалась отвечать и одновременно пыталась поймать взгляд Бревурта. Чем скорее их цель будет объявлена, тем скорее они смогут забрать Эмили.

– Мы можем поговорить наедине, Эмили? – вмешался в разговор Бревурт.

– К сожалению, в настоящий момент мы не располагаем другими помещениями.

Петрокобеско как раз затеял оживленный разговор с человеком в плаще, и, воспользовавшись моментом, Бревурт тихо и торопливо заговорил с Эмили:

– Эмили, твой отец стареет; ты нужна ему дома. Он хочет, чтобы ты бросила эту безумную жизнь и вернулась в Америку. Он отправил нас, потому что не смог поехать сам, а никто не знает тебя так же хорошо, как знаем мы…

Она рассмеялась:

– Хочешь сказать, знает, «на какие пакости я способна»!

– Нет, – быстро вставила Оливия. – Любит тебя, как мы! Не могу передать, как ужасно видеть, что ты блуждаешь по свету, словно неприкаянная.

– Но мы уже не блуждаем, – возразила Эмили. – Эта страна – родина Дуду.

– Где твоя гордость, Эмили? – нетерпеливо произнесла Оливия. – Ты знаешь, что тот случай в Париже попал в газеты? Как ты думаешь, что подумали дома?

– То, что произошло в Париже, настоящее оскорбление. – Глаза Эмили метнули голубые молнии. – Кое-кому придется заплатить за тот случай в Париже!

– Но везде будет то же самое. Ты погружаешься все ниже и ниже, тебя затягивает трясина, а однажды ты останешься совсем одна…

– Остановись, прошу тебя! – Голос Эмили был холоден как лед. – Мне кажется, ты не совсем понимаешь…

Эмили замолкла, не договорив. Вернулся Петрокобеско, бросился на стул и обхватил лицо руками.