Когда Оливии удалось вызвать массажиста и поставить слугу охранять снаружи дверь дядиной комнаты, она ушла в библиотеку, где растерянный секретарь старательно пытался не сказать ничего лишнего в ответ на настойчивые телефонные допросы.

– Я так расстроен, мисс Мерси! – чуть не расплакался он; голос его отчаянно дрожал. – Говорю вам, я так расстроен, что у меня разыгралась дикая головная боль. Уже с полчаса мне мерещится, что снизу раздается танцевальная музыка.

Оливии тоже показалось, что она понемногу впадает в истерику; в перерывах между шумом проезжавших по улице машин ей тоже явственно слышались звуки песни:

Она быстро сбежала вниз, пробежала через гостиную – музыка становилась все громче. У входа в первый павильон она, остолбенев, остановилась.

По затянутому парусиной дощатому полу под музыку небольшого профессионального оркестра кружилось несколько юных пар. У бара в углу стоял еще один молодой человек, с полдюжины официантов были заняты смешиванием коктейлей и открывали шампанское.

– Гарольд! – властно позвала она одного из танцующих. – Гарольд!

Высокий молодой человек лет восемнадцати извинился перед партнершей и направился к ней:

– Привет, Оливия. Ну, как отец?

– Гарольд, ради всего святого, что тут…

– Эмили сошла с ума, – примирительно сказал он. – Я всегда говорил, что Эмили сумасшедшая. Шарики за ролики. И всегда такая была.

– А этим вы что хотите продемонстрировать?

– Этим? – он невинно огляделся. – А, да это просто мои приятели из Кембриджа.

– Но… танцы?!

– Ну, так ведь никто не умер? Я и подумал, что, раз уж все приготовлено, не пропадать же добру…

– Скажи им, что пора расходиться, – сказала Оливия.

– Почему? Что тут такого? Ребята ехали аж из Кембриджа…

– Это просто неприлично!

– Да все нормально, Оливия. У одного парня сестра сделала то же самое – правда, через день после, а не до. Сейчас многие так делают!

– Вот что, Гарольд. Музыку прекратить, все по домам, – оборвала Оливия, – или я иду к твоему отцу!

Он явно думал, что никакая семья не может быть опозорена событием столь изумительного масштаба, но все же неохотно подчинился. Крайне разочарованный дворецкий проследил за тем, как уносят шампанское, и слегка расстроенная молодежь равнодушно удалилась в более терпимую ночь. Оставшись наедине с тенью – тенью Эмили, повисшей над домом, – Оливия присела в гостиной, чтобы все обдумать. В тот же момент в дверях возник дворецкий:

– Пришел мистер Блэйр, мисс Оливия. Она вскочила на ноги:

– К кому?

– Он ничего не сказал. Просто пришел.

– Передайте ему, что я здесь.

Он вошел, скорее задумчивый, чем подавленный, кивнул Оливии и уселся на табурет у рояля. Ей хотелось сказать: «Иди сюда. Иди ко мне, бедный ты мой. Ничего, ничего…» Но в то же время ей самой хотелось расплакаться, и она промолчала.

– Через три часа, – тихо сказал он, – выйдут утренние газеты. На 59-й улице есть киоск.

– Глупости какие… – начала она.

– Я не тщеславен, – перебил он, – но тем не менее сейчас меня больше всего заботит, что напишут в утренних газетах! Конечно, позже еще придется терпеть вежливое, красноречивое молчание родственников, друзей и деловых партнеров. Что же касается самого происшествия, то, как ни странно, я не чувствую ровным счетом ничего.

– Я не обращала бы внимания вообще ни на что.

– Скорее я ей благодарен, что она сделала это вовремя.

– Может, вам уехать? – резко подалась к нему Оливия. – В Европу, пока все не уляжется?

– Уляжется? – Он рассмеялся. – Такие вещи люди никогда не забывают! Хихиканье за спиной теперь будет преследовать меня до конца моих дней. – Он застонал. – Дядя Гамильтон прямо из церкви отправился на Парк-Роу переговорить с газетчиками. Он из Виргинии, и в разговоре с одним редактором он неосторожно употребил старомодное слово «порка». Жду не дождусь этой газеты. – Он умолк. – Как мистер Кастлтон?

– Думаю, будет благодарен, что вы заглянули.

– Я не за этим пришел. – Он замялся. – Я хочу задать вам один вопрос. Вы выйдете за меня замуж завтра, в Гринвиче?

Целую минуту Оливии казалось, что она стремительно куда-то падает; она издала какое-то нечленораздельное восклицание; у нее просто отвисла челюсть.

– Я знаю, что нравлюсь вам, – быстро продолжил он. – Я даже как-то вообразил, что вы в меня немного влюблены, вы уж простите за такое предположение. Ну да ладно. Вы очень похожи на одну девушку, которая любила меня когдато, так что, вполне возможно, вы… – Он побагровел от смущения, но мужественно продолжал: – Так вот, вы мне безумно нравитесь, и что бы я ни чувствовал по отношению к Эмили, все это, если можно так сказать, уже улетучилось.

Ее сердце стучало так, что он должен был его слышать.

– Любезность, которую вы мне этим окажете, я вряд ли смогу переоценить, – продолжил он. – Господи, я знаю, что это звучит совершенно безумно, но что может быть безумнее, чем сегодняшний день? Понимаете, если вы выйдете за меня, в газетах появится совершенно другая история; они подумают, что Эмили сбежала, чтобы не стоять у нас на пути, и в дураках останется все-таки она.

На глазах Оливии показались слезы негодования.

– Я, конечно, понимаю, что это говорил ваш уязвленный эгоизм, но понимаете ли вы, что делаете мне оскорбительное предложение?

Его лицо осунулось.

– Прошу меня простить, – через некоторое время ответил он. – Понимаю, что с моей стороны было глупо даже думать об этом, но мужчина никогда не сможет смириться с потерей собственного достоинства из-за женского каприза. Я понимаю, что это невозможно. Прошу меня извинить.

Он встал и взял свою трость.

Он направился к двери, и сердце Оливии сжалось, а огромная неодолимая волна самосохранения накрыла ее, утопив и сомнения, и гордость. Его шаги уже звучали в холле.

– Бревурт! – окликнула она. Вскочила и побежала к двери. Он обернулся. – Бревурт, как называется газета – ну, та, куда ходил твой дядя?

– А что?

– Если я позвоню прямо сейчас, они успеют изменить статью. Я скажу им, что мы только что поженились!

III

Есть в Париже определенный круг высшего общества, который условно можно считать разношерстным продолжением американского «высшего света». Входящие в него люди привязаны сотнями нитей к родной земле, и все их развлечения, чудачества, взлеты и падения являются открытой книгой для всех их друзей и родственников в Саутгемптоне, Лэйк-Форест или Бэк-Бэй. Поэтому публика неизменно находилась в курсе всех предыдущих европейских похождений Эмили, следовавшей за переменчивой континентальной модой; но спустя месяц после несостоявшейся свадьбы, с того дня, когда она отплыла на пароходе из Нью-Йорка, она совершенно исчезла из виду. Были редкие письма отцу, иногда доносились слухи, что кто-то встречал ее в Каире, Константинополе или на безлюдной Ривьере – вот и все.