попросили показать казармы. В казармах для коммандос из темноты появилась горстка молодых, измученных на вид солдат и погнала меня обратно ко входу. Женщинам вход вос­прещен. Зловоние нечистот было сильным даже из дверного проема, а выложенный плиткой пол был грязным и темным.

- Урду-и Мантекави, - объяснила Хатч, попросив показать казармы новой территориальной армии, а не коммандос. Хатч немного говорил на пушту или дари, что, казалось, забавляло всех солдат, особенно после того, как он упомянул грозного командира Азиза из Пактики, своего бывшего напарника по ОСД, который был убит во время пикника годом ранее. В кон­це концов появились офицеры, командующие территориальной армией, мужчины, которые, вероятно, выглядели лет на десять старше своего возраста.

Заместитель командира, Исламуддин, был бандитского вида парнем с густыми, черными как смоль волосами. На его лице постоянно было веселое выражение, как будто прибытие всех этих иностранцев было частным развлечением. Исламуддин сказал нам, что он прибыл из Фарьяба, другого района, который постоянно находился на грани краха, чтобы принять ко­мандование подразделением, насчитывавшим 79 человек, из 120 мест, которые требовалось заполнить. Для Афганистана это было неплохое соотношение. Офицеры объяснили, что но­вые территориальные войска использовались для охраны двух контрольно-пропускных пунк­тов вблизи базы и не могли выполнять миссии в этом районе, поскольку им по-прежнему не хватало критически важного снаряжения.

Нас провели в их оружейную, где все было снабжено серийными номерами и бирками. Мрачного вида каптерщик показал нам оружие, закрепленное за каждым солдатом: пулемет ДШК или ПК, а также некоторое количество РПГ и боеприпасов. Главная проблема, объяс­нил солдат, заключалась в том, что рации не работали, что, как позже отметил Грег, можно было легко исправить, купив им антенны и батарейки.

Грег и Хатч задавали все возможные вопросы, на которые можно было ответить с помощью нашего ограниченного перевода; даже меня наняли помогать с дари. Есть ли у вас вода? Электричество? Как насчет униформы? Сколько людей на контрольно-пропускных пунктах? Как они снабжаются? Что местные жители думают о территориальной армии? (Мы застряли на слове “поддержка”, которое, по мнению афганцев, означало спорт или физическую подго­товку: “О да, каждое утро”.) Вы можете бывать дома? (Для них было слишком опасно делать это в форме, поэтому солдаты ездили в гражданской одежде и на гражданских машинах.)

Остальное время они провели, сидя в тени деревьев с рядовыми афганскими солдатами, ожи­дая, когда генералы вернутся со своих дневных совещаний. Солдаты описали обычные проблемы: обслуживание "хамви" и получение зарплаты. За предыдущий месяц никому не заплатили. Хатч объяснил, что с новой системой начисления заработной платы возникла тех­ническая проблема по всей стране. Грег пообещал прислать команду, которая поможет им разобраться с любыми другими проблемами. Афганцы скурили все сигареты Грега, спросили о Пактике и сфотографировались. Затем мы поднялись на борт "Чинука" и отбыли.

Вернувшись в Кабул, мы узнали, что в тот день в провинции Урузган были убиты еще двое американских солдат: солдат 10-й группы, находившийся в своей шестой командировке, и эксперт по взрывчатым веществам, жена которого ждала их первенца. Несколько дней спу­стя второй солдат 10-й группы погиб в результате небоевого инцидента в провинции Гиль­менд. Их гибель довела общее число до десяти американских солдат, убитых за первые шесть месяцев 2019 года.15  

Я ужинала с Хатчем перед отъездом из Кабула в том же тайском ресторане на базе, где он в последний раз ужинал с полковником Джонстоном после отстранения от командования в 2015 году. Даже меню не изменилось. Хатч признал, что ему нужно гораздо больше сотруд­ников для управления консультативной миссией. Он сказал:

- Мне нужно пятьдесят человек, вместо пяти, которые могут свободно ездить во все тридцать четыре провинции. Но это может означать, скажем, потерю двух человек. Армия не желает подвергать себя такому риску. Таким образом, им [армии США] приходится мириться с ограничениями и, вероятно, ограниченным результатом.

Он рассказал о двух американских солдатах, убитых в Урузгане, и задумался, было бы хуже умереть в конце развертывания, как это было у них, или ближе к началу. Он сказал:

- Я всегда начинаю командировку, думая, что не вернусь. Ближе к концу вы составляете все эти конкретные планы со своей семьей. Я думаю, что это было бы хуже.”

- Я не уверена, что Тина посмотрела бы на это таким образом, - сказала я.

Он смущенно улыбнулся. Когда что-то поглощает тебя настолько сильно, трудно представить, что это не поглотит те­бя полностью, объяснил он.

- Я не осознавал, насколько я был растерян, когда у меня все это забрали, - сказал он. - Пока они не вернули это обратно.

 

Глава 29. Восстановление. Калеб

После возвращения из Афганистана в июле 2019 года я поехала в Аризону, чтобы провести выходные с семьей Калеба в Тусоне. Мы болтали за кухонным столом, Калеб откинулся на спинку своего инвалидного кресла, обхватив руками левую культю, на которой виднелась часть татуировки. Он проводил большую часть своего времени в кресле, потому что его про­тезы причиняли ему боль после того, как он перенапрягся на прошлой неделе. Независимо от того, сколько времени вы проводите с Калебом, всегда становится неожиданностью думать о нем в инвалидном кресле или как об инвалиде с ограниченными возможностями. Это его дух.

- Мы пока не нашли ничего такого, чего бы я не мог сделать, - не раз говорил он.

Отчасти это правда. Я наблюдал, как его бывший товарищ по команде Крис поднял четырех­летнюю дочь Калеба Эмили и подбросил ее в воздух, заставив “летать” по комнате. Я задава­лась вопросом, каково это, должно быть, Калебу, у которого болят ноги из-за костей, расту­щих на концах культи, из-за чего ему больно носить протезы. Когда мы отправились любо­ваться закатом над близлежащей долиной, Крис был тем, кто отнес Эмили на вершину смот­ровой площадки, в то время как Калеб остался внизу с Эшли и девятилетней Эвелин, которая боялась высоты.

Эмили была столь же бесстрашна, сколь Эвелин осторожна. Я размышляла о том, насколько сильный контраст был вызван количеством перемен, которые старшая дочь пережила за свою короткую жизнь. Она видела жизнь своего отца и своей семьи до и после. Младшая де­вочка не знала ничего другого. Калеб пробежал десятимильную дистанцию менее чем через год после того, как потерял ноги, а затем год спустя пробежал марафон на полную длину. Он никогда не жалел себя, по крайней мере, на публике. Он все делал уверенно и отказывался проявлять признаки разочарования или беспомощности.

Когда он с трудом добрался до