Он стремительно вышел из комнаты и пролетел по коридору в детскую. Послышался радостный голосок Лоры:

– Папочка!

– Привет, принцесса! Позвольте поцеловать вашу ручку… А теперь щечку… И другую щечку…

– Светочка, я ничего не желаю слышать, – твердила Маня, мотая головой. – Ты обижаешь и оскорбляешь меня, думая, что между нами нужны какие-то объяснения. Ведь мы трое… Мы самые близкие люди вот уже столько лет! И как ты могла подумать, что какие-то глупые сплетни разведут нас? Неужели я поверю, будто ты и мой Миша… Это же полный абсурд! Я ведь знаю тебя так, как никто не знает. Ты думаешь, я забыла, что мой сын появился на свет благодаря тебе, и, может, я сама могла умереть?.. Думаешь, не помню, кто работал один на всех нас, кто, зажмурившись, рубил курицам головы, чтобы мы были сыты?.. И никогда я не забуду, благодаря кому сумела закончить институт. Разве смогла бы я работать и учиться? И если я помню все это, неужели ты думаешь, что я поверю каким-то гадким сплетням? Все, Светочка. Больше ни слова.

– Но… – Света запнулась и умолкла.

Она шла сюда покаяться. После того, как сегодня днем Юра уехал и увез Лору, в тишине опустевшего дома ее вдруг охватило чувство глубокой вины перед подругой, вынести это было невозможно. Если бы на празднике Маня оскорбила ее, или хотя бы приняла холодно, Света могла бы еще высоко поднять голову и послать всех к черту! Но при воспоминании о том, с каким вызовом смотрела на всех Маня, как искренне раскинула руки для приветствия – душу сжигал стыд, и Света решила, что если по совести, то надо во всем признаться.

Да, во всем, начиная с того майского дня на даче Улицких. Она расскажет все, покается в каждом взгляде, в каждом слове, в их нескольких поцелуях. Быть может, тогда совесть перестанет мучить ее? А наказанием послужит лицо Мани, на котором вместо любви и доверия она увидит ужас и презрение. И это будет самое страшное наказание – знать, что Мане известно, какая она изменница и лгунья, гнусная и двуличная.

Когда-то Света мечтала бросить правду в лицо подруги и полюбоваться, как будет страдать эта дурочка. Но все изменилось за один вечер. Она не хотела, чтобы Маня страдала, и в то же время внезапно объявившийся синдром честности подталкивал ее сказать правду.

Через пару часов после отъезда Юры она явилась в дом подруги и, запинаясь, пролепетала:

– Маня, я… Я должна все объяснить…

Но, выслушивая горячие и искренние заверения подруги, Света вдруг осознала, что вовсе не честность, а эгоизм толкал ее признаться во всем. Это признание избавило бы от угрызений совести ее, Свету, но переложило тяжесть ужасной правды на хрупкие Манины плечи. И она поняла, что должна молчать. Юра сказал: «Маня дурочка, но не в том смысле… Она не поверит в подлость тех, кого любит». Ох, не была бы Маня такой наивной, простодушной и доверчивой дурочкой, Свете было бы легче…

– Они все завидуют тебе, Светочка, – возмущенно продолжала между тем Маня. – Ты такая деловая, предприимчивая, ты столького добилась, у тебя такая семья… А Соня, хоть и родная сестра, но больше всех завидует! Она до сих пор не может забыть… Но разве ты виновата, что Гена полюбил тебя? Ведь если он так сильно тебя полюбил, он бы все равно не женился на Соне. От обиды она и выдумала такое про тебя. А я ей сказала: «Я не могу больше жить с тобой под одной крышей». Пока мы не разменяем квартиру, она поживет у Галины Адамовны… Вот, тоже – сплетница старая…

«Господи, ну до чего же ты глупая, Манька! Ну зачем ты такая великодушная и почему видишь все задом наперед?»

– С Ольгой Петровной я уже поговорила о размене. Конечно, мне очень жаль, но Миша согласен со мной…

Услышав имя Миши, Света не смогла больше сдерживаться и заплакала.

Господи, что ж она всех вокруг несчастными делает?! Сестру второй раз предала… А Миша? Она ведь хотела Мише только счастья, она так любила его, а на деле выходит, что заставила лгать на честных людей – Соню и Галину Адамовну… Как же он, человек патологически правдивый, должен страдать, да еще и прятаться за юбкой Мани…

Она вспомнила, с каким презрением говорил о Мише Юра в ту ночь. «А ведь действительно, он повел себя не по-мужски», – подумала она, и впервые за долгие годы сияние непогрешимости, окружавшее любимого, поблекло. Она тут же попыталась найти Мише оправдание, но оно все не находилось, и Света еще громче заплакала.

– Что ты, что ты… – принялась успокаивать Маня. – Светочка, ну хватит… Ах, какая я бестактная, все говорю и говорю об этом. А сама зарекалась – ни слова! Скажи лучше, почему вы не уехали?

– Юра… уехал… и Лору забрал… – еле выговорила она сквозь слезы.

– Уехал? – поразилась Маня. – А вас оставил?.. Но он скоро вернется?

– Не знаю, сказал – надолго…

– Светочка, ты думаешь, ему тоже кто-то наговорил?.. О-о-о… Светик, успокойся сейчас же, Юра не мог этому поверить, конечно же, не мог! Он ведь знает тебя, он тебя любит, он самый великодушный из всех, кого я знаю!

Он этих слов Свете стало еще тошнее, и она еще горше зарыдала.

Юра отсутствовал больше трех месяцев, Света ничего не знала о нем. Вероятно, он сменил номер телефона. По старому отвечали: «Абонента не существует».

Не существует… Кошмарный ответ. И она почти перестала верить, что он существует где-то на свете. В их доме на Канарах он не появлялся. Где он тогда? В Италии, в Таиланде, в Америке? Он может быть где угодно, ей не найти его.

Она чувствовала себя покинутой и несчастной. Не было никаких сил ездить в офис, ей стала безразлична ее фирма, пусть бы она и разорилась. С Мишей наедине не удалось поговорить ни разу, хотя Маня регулярно зазывала ее в гости, и всегда в доме оказывался кто-нибудь из знакомых – будто специально демонстрировала, что Света по-прежнему лучшая ее подруга. Миша держался на расстоянии, глазами умоляя не заговаривать с ним, а Света мучилась, гадая: не возненавидел ли он ее и что сказал Мане? Его немая беспомощность выводила ее из себя.

Однажды ей пришло в голову, что Юра ни за что не повел бы себя так. Уж он бы… Он бы обязательно что-нибудь придумал.

Теперь, когда злость на мужа и его оскорбления отступила, ей стало недоставать Юры, его наглых шуточек, насмешек. Ей не хватало даже его издевок и перепалок по поводу воспитания детей. Не хватало человека, с которым можно просто поговорить. Ведь в последние год, когда острота проживания в разных спальнях улеглась и все как-то устаканилось, они уже могли иногда разговаривать по-дружески.

Время шло, а Света все больше тосковала по мужу. Гнев и стыд, разочарование и принесенная им боль забылись, как забылись восторги безумной ночи, на смену им пришла монотонная серая грусть.

Еще она скучала по малышке, и даже больше, чем ожидала. Вспоминая Юрины слова о том, какая она плохая мать, Света попробовала сблизиться с сыном. Двенадцатилетний подросток был удивлен тем, что мама стала появляться в его комнате, зачем-то усаживается и пытается с ним поговорить. Мама не играла в шахматы, как дядя Юра, не разбиралась в компьютерах – Олегу было скучно с ней. Заметив это, Светлана отстала от мальчишки.