Бобенков еще какое‑то время смотрел на меня, потом – истерически, с каким‑то подвизгом, расхохотался…

– Ой, блин, не могу… ой, блин…

Так он смеялся минут пять, потом – пришел в себя, начал укладывать ружье в кейс, совсем другим, спокойным голосом сказал:

– Давай пройдемся…

Это был комплекс «Лисья нора» – лучший комплекс для спортинга в Европе и один из лучших в мире, выстроенный исключительно за счет средств одного олигарха – любителя стрелкового спорта. Государственных денег сюда не было вложено ни рубля…

– Как ты думаешь, почему я не удрал отсюда? – спросил Бобенков. – А? Вот на фига мне все это? Все это дерьмо?

Мы шли по дороге, ведущей со стрелкового комплекса куда‑то вдаль… к виднеющемуся вдалеке строящемуся коттеджному поселку. Московская машина Бобенкова – здесь он пользовался «Cadillac Escalade ESV» с шофером – медленно ехала за нами.

– Мне год назад за мой бизнес давали полмиллиарда. Долларов. Можно свалить и жить как белому человеку где‑нибудь в Дубае. Или в Панаме, если совсем припечет… Ты понимаешь весь масштаб того дерьма, которое тут варится? – продолжил Бобенков, зло пнув попавший под ноги ком глины. – Коррупция… несменяемость власти… фигня это все. Хочешь, я тебе расскажу главную проблему? Главная проблема в том, что люди совершенно отморозились. И вверху, и внизу. Не боятся ни бога, ни черта. Коррупция? Ага, блин, коррупция. Вон, почитай – космодром Восточный – до сих пор не ввели, хотя денег вбухали. Я немного интересовался этой проблемой, у меня человек работал, который в курсе был. Пять генеральных подрядчиков сменили – пять! Все пятеро воровали. Что у заказчика творилось – подумать страшно. Ты вдумайся – воры пять из пяти. Я сам вынужден целую разведслужбу содержать, у меня все топы – на прослушке, на периодическом наблюдении. Я нанимаю детективные агентства, чтобы они искали подходы к моим снабженцам и предлагали закупить стройматериалы с откатом или продать материалы с площадки. Я предупредил всех, что за откаты и хищения я увольняю сразу и без учета предыдущих подвигов. Я могу простить ошибку – но я не могу простить ложь и воровство. И что? Половина все равно соглашается на откат. Что это?! Блин, что?!

– Общество больно… – нейтрально сказал я.

– Больно… – с горечью сказал Бобенков, – и не лечится. А потом удивляемся – откуда такие политики. А откуда – да оттуда же, откуда и все! Из сызды на лыжах! Вот они – мы! Что, не нравится?! Тогда лечить надо. И лечить – сверху, потому что снизу всех и все устраивает. И тех, кто сыздил рулон утеплителя с работы, и тех, кто сыздил миллиард из банка, которым сам же и владел. И тех, кто сыздил у государства, и тех, кто сыздил у меня…

Мы дошли уже до самого почти забора. К нам с другой стороны забора шел охранник, мы повернули назад.

– Ты понимаешь, что я сделаю, если мне удастся подняться? – сказал Бобенков.

– Понимаю.

– Хорошо. Этот… Золотой, или как там его, – явно из «Монолита». Это структура такая, партийная – личная Баринова. Они и с хохлами контачат, и с татарами… люди опасные и с двойным дном. Это чтобы ты знал. Что ты будешь ему говорить – думай сам. Отныне мы с тобой подельники, – сказал Бобенков, словно любуясь этим словом, – соучастники. А соучастие – это, знаешь ли… самая крепкая форма дружбы…

– Что мне делать?

– Пока соглашайся на все… а там посмотрим.

Бобенков серьезно посмотрел на меня.

– Ну, если только тебе не предложат меня грохнуть. Тогда не соглашайся, конечно же…

Краснодар, Россия5 августа 2018 года

Если русский мужик в безысходности пьет,

Если наглый джигит как добычу берет

Дом отцовский его, и сестру, и жену –

Это значит, что нам объявили войну.

Это значит, что скоро война…

Группа «Контрреволюция». «Это значит, что скоро война»

Первое мероприятие, которое мне и моему новосозданному ЧОПу довелось обеспечивать, был выезд в Краснодар…

И с самого начала мне все это показалось до предела странным.

Чтобы вы понимали обстановку – одним из первых решений, которые приняла Государственная дума нового созыва, было решение об урегулировании проблем, связанных с отделением Кавказа. Вот так вот – хоть стой, хоть падай. Юридически – это было оформлено как создание согласительной комиссии, в которую входили представители федерального центра (причем только парламентской ветви) и представители парламентов кавказских субъектов федерации. Целью комиссии было предоставление кавказским субъектам широкой автономии, но по факту – это было самоопределение. О том, какой был настрой федерального центра, свидетельствовало то, что одновременно с этим Дума приняла поправки о прекращении дотаций по всем типам федерального финансирования. Учитывая ситуацию с бюджетами северокавказских республик – это был очень прозрачный намек на то, что Кавказ России больше не нужен.

На административных границах выставили блокпосты, перекрыли дороги и начали усиленно строить временную стену – от беженцев и контрабанды.

Сама по себе эта акция родилась не на ровном месте, конечно. В северокавказских республиках было неспокойно с зимы, собирались какие‑то сходы, принимались резолюции и требования. Когда началось в Татарстане – аппетит возрос и у Северного Кавказа. Но, судя по той реакции, которую вызывало все это в самих республиках, стало ясно, что никто к этому не был готов. То есть они требовали, но относились к требованиям несерьезно, просто готовя почву для переговоров. И никто там не думал, что Россия просто возьмет и отрежет Кавказ. Тупо, решением одного человека.

Для меня шоком стало то, что фракция национал‑демократов и сам Ющук проголосовали за ратификацию размежевания, что и обеспечило исход голосования. Да, демократы во главе с Бельским сделали лозунг «Хватит кормить Кавказ!» одним из основных в своей предвыборной кампании и заработали на этом немало голосов. Но как могли проголосовать так национал‑демократы, стоявшие на патриотических позициях?

И как можно вот просто взять и отрезать от страны кусок? Тем более сейчас, когда многое стало ясным?

Теперь телевизор был заполнен шокирующими кадрами – расправ над сотрудниками полиции, грабежей магазинов, какие‑то очереди, сходы, лес рук, флаги, лозунги, крики, оскаленные бородатые рты… и это с одной стороны, а с другой – почти ничего, кроме злорадства, ехидства и пожеланий как можно более скорого и мучительного конца. Нет, были и голоса разума, призывающие остановиться и подумать, вспомнить то, что мы обречены жить по соседству с Кавказом и граница мало что изменит. Но такие голоса терялись в общем гвалте. И на меня все это производило крайне тяжелое впечатление. Я понял, что видел кроличью нору, но и представления не имел о ее глубине…

Да… теперь уже и ежу понятно, что Кавказ не Россия. Мало того что мы это признали юридически, но это так и фактически, причем так – уже давно. Русские – не только не ощущают ни малейшей общности с Кавказом – русские, как оказалось, ненавидят Кавказ. И даже отпуская его – отпускают не для того, чтобы он попробовал сам найти свою дорогу, а для того, чтобы он побыстрее умер с голода без вливаний из российского бюджета.