Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рука потянулась к карману, нащупала в нём гладкую поверхность кулона в виде скрипичного ключа и достала. Белое золото величественно переливалось, купаясь в солнечных лучах. Я ни разу не надевала его за все пять лет, считая человека подарившего мне драгоценность предателем. Теперь мне казалось, что всё не так просто.
Перед тем как покинуть дом и поехать с Ефимом на интервью, я специально открыла полочку в шкафчике для украшений и выудила оттуда два письма и одно золотое колье. Записки что первая, которая разбила мне сердце, что вторая дарящая надежду на то, что всё было не зря, были смятые. Охваченная отрицательными эмоциями я скомкала их, и хотела выбросить, а лучше поджечь, но что-то остановило меня пять лет назад, и я распрямила их и оставила как напоминание, что всегда можно пробить дно. Хотела, чтобы они стали мне назиданием, напоминанием о предательстве. Тогда я не взялась сверять подчерк, но сегодня утром я стала рассматривать каждую буковку и сравнивать. Несомненно, они похожи, но выглядело, так что кто-то из них упорно косил под другой, и я смекнула, что возможно одна из записок поддельная. Оставалось выяснить только какая именно.
Поднявшись, я собиралась вернуться к Ефиму и наконец, поговорить начистоту, но заметила, как он расстилает на траве красный плед. Держа в одной руке записки и кулон, а в другой туфли, медленно направилась к нему.
— Ты что делаешь? — была удивлена я, хотелось улыбнуться, но старательно делала вид, что происходящее меня не касается. Сокрытие эмоций стало моей привычкой, поэтому я не замечала, как обманываю себя и всех вокруг.
— А разве не ты хотела настоящий пикник? — занимался он своим важным делом, разглаживая края пледа.
— Хотела, но что прямо сейчас?
— А когда? У меня остаётся мало времени, скоро всё закончится, не переживай, я уеду и сможешь жить спокойно. Знаю, как надоел, — с затаённой болью произнёс Ефим и пошёл обратно к автомобилю, открыв багажник, он достал оттуда корзинку, и стал возвращаться.
Его слова задели меня. Разве я дала повод так думать? Почему он так резок? Да наверняка устал после долгого интервью, но не обязательно обижать меня. Я рассчитывала на совершенно другое общение. Может, я слишком многого прошу? Иногда нужно сбавить обороты.
— Присаживайся, чего застыла как статуя? — не дожидаясь пока я, отвисну, он уселся на плед, и стал разбирать все, что находилось в корзинке.
В основном там лежали фрукты, а так же лимонад, салфетки, складной ножик и пластиковая посуда. Я наблюдала за его движениями, иногда резкими, иногда плавными. Зрелище завораживало глаз.
— Хочу, есть, — достал он виноград и сорвал несколько ягод, которые сразу же отправились в рот, — будешь?
— Нет, спасибо, — я всё же присела напротив него, опустив глаза.
— Они чистые, если вдруг что, я всё помыл, — уверял меня Ефим, так словно я изначально заявляла, что фрукты грязные и есть я их, отказываюсь.
— Я тебе верю, просто кусок в горло не лезет, — постаралась я быть убедительной. Меня всё-таки больше волновал наш предстоящий разговор. — Мы приехали сюда поговорить, так давай не станем откладывать?
— Саш мне тяжело думается на голодный желудок, дай насладиться тёплым деньком, запахом речки и фруктами, — казалось, он пытался отделаться от меня.
— Хорошо, как скажешь.
В молчании он откусывал яблоко и смотрел вдаль. Я проследила за его глазами, но ничего необычного углядеть у меня так и не получилось. Ещё минута в тишине и Ефим не выдержал:
— Меня угнетает твоё спокойствие. Что сегодня с тобой твориться Саш? Ты слишком серьёзная с самого утра, я опять что-то натворил?
Лучше бы ты, но всё куда хуже.
Я решила подойти к теме его брата близнеца аккуратно, и окольными путями.
— Ты не рассказывал о том, что терял голос, — постаралась я быть расслабленнее, вытянула ноги, и пока убрала записки и кулон обратно в карман.
— А, вот что тебя так мучает. Не рассказал, потому, как мы не были близки.
— Твоя семья знает?
— Только папа и сестра, — не отвлекаясь от просмотра горизонта, отвечал Ефим, — маме мы говорить не стали, она начала бы волноваться, всех обязательно переполошила бы, а в моей профессии это ни к чему.
— Когда это случилось?
— Полгода назад, у меня был долгий перерыв в пять месяцев, но ты, наверное, не в курсе, — с лёгкой досадой заявил Ефим. — Да и не должна была быть.
— Я читала новости мира шоу-бизнеса, и там говорилось, ты взял длительный отпуск, чтобы найти вдохновение для новых синглов, — припомнила я.
Тогда действительно отовсюду трубили о том, что Оберон не будет выступать какое-то время. Месяцы шли, а он всё не возвращался на сцену, некоторые посчитали, что артист решил завершить, таким образом, музыкальную карьеру. Признаться, я тогда даже заволновалась и пошла, спрашивать у Аделины, правда это или нет, сестра Ефима заверила, что это полный бред, и брат ей ничего такого не говорил.
— Считай, так оно и было. Не люблю разводить шум там, где ему нет места.
— Обычно артисты любят пожаловаться на свои проблемы, и иногда это помогает им достигнуть желаемой известности, — сказала я не просто так, ведь действительно поныть на камеру иногда бывает полезно для прироста подписчиков. Выносить все своим проблемы на всеобщее обозрение помогает в продвижении.
— Как ты справился?
— Сначала было тяжело, но с течением времени прошло. Саш, — повернулся ко мне Ефим, и отложил своё "интересное" занятие с поеданием фруктов и разглядыванием кустов в дали, — не надо думать, что я жду от тебя поддержки или сочувствия. Мне задали вопрос, и я не смог солгать. На этом всё!
— Почему ты так груб? Я просто поинтересовалась, нужен ты мне жалеть тебя. Меня бы кто саму пожалел, — надулась я, схватила оставшуюся гроздь винограда и стала поедать сама. Вот же придурок, теперь что и спросить ничего нельзя? Хочешь быть вежливой, а твоей вежливостью нагло подтираются.
— Ладно-ладно, не кипятись, я действительно сильно устал от этого надоедливого и дотошного блогера. Извини, — тронул он моё предплечье, улыбнулся и, поняв, что винограда ему больше не