отрубленная от тела, и тело, лишенное головы, что обретёт сознание и жизнь, если и то и другое принадлежит идеальному донору? Правильный ответ сидел передо мной — оба.

— Вот оно как… Твоя миссия не удалась, слуга… или правильнее называть его старым другом? — пробормотал сидящий передо мной Вершитель.

— Прошу прощения, господин? — спешно пытаясь придумать что делать с монстром которого встретил, я тянул время, поддерживая разговор. Если у него та же регенерация что и у меня, да ещё и улучшенная закалкой тела и естественным раскрытием всех средоточий силы… броня и оружие могут выиграть мне время, но гарантировать победу? И в этот момент он закашлялся.

— Кровавая чума… такая же, как я выпускал три тысячи лет назад? — нахмурившись произнёс тот, кого называли белой смертью. — Хотя нет, другая.

— Раз уж мы решили поговорить, то нет. Это обычный мутировавший туберкулёз. — ответил я, пожав плечами, и вернул себе настоящее лицо. — Теперь твой ответ — зачем ты решил уничтожить наш народ?

— Потому что он никуда не уходил, он просто изменился. — ответил верховный вершитель, а затем искренне рассмеялся. — Значит вот оно как. Проклятье вернулось ко мне спустя тысячелетия.

— Похоже ты долго старался от него избавиться. Правда не очень понимаю почему. — ответил я, раскручивая средоточия. Если нельзя убить обычным способом, значит нужно уничтожить малейший кусок. А это потребует куда больше силы чем я мог себе позволить. На стороне противника опыт, но его регенерация не идеальна. Иначе с туберкулёзом он бы справился. — Ты поломался.

— Пожалуй это верное замечание. — прокашлявшись проговорил враг, и поднялся. — Единственное верное, что ты сделал.

— Миру пора очнуться от этого кошмара. Пора освободить обычных людей от даосов и начать всё заново.

— Обычных людей? Начать заново? Кажется, потеря головы на меня плохо повлияла. Или тебе задурили новую? — он неприятно усмехнулся. — Люди — это животные, они всегда будут стремиться заполучить себе дом больше, чем у соседа, жену красивее, а желательно не одну, богатство для своей семьи или стаи… Ты спросишь, что изменилось с приходом новой силы? Всё кристаллизовалось. Теперь упорные и талантливые могут стать бессмертными сами, без миллиардных вложений и угнетения сотен тысяч обычных, как ты их назвал, людей.

— Сектанты относятся к ним как ко скоту. — проговорил я, разгоняясь, и видя, что противник делает то же самое, только с едва заметным опозданием.

— Ничего не изменилось. Девяносто девять процентов как жило, трудясь ради еды и крыши над головой, так и трудятся. Но достойные теперь могут забраться на самый верх лишь своим талантом и усердием. Новый мир — честнее, проще, справедливее.

— Для сотен тысяч, что умирают ежегодно в схватках с демонами и сектантами? Когда они не могут даже поднять головы чтобы помыслить о возвышении?

— А раньше не умирали? Или в твоей пустой голове этого не сохранилось? — зло бросил Вершитель. — Да в мирное время умирало больше, чем сейчас во время войн. Это сопутствующие потери. Цена за жизнь для достойных.

— Всегда можно найти иной путь. — сказал я, достав кинжал, при виде которого глаза у Белой Смерти полыхнули огнём. А затем всё изменилось.

Исчез дом уединения правителя, сад и ближайшие окрестности дворца. Материя сжалась вокруг меня, заключая в каменную тюрьму, но я был готов к этому фокусу. После уничтожения ковчега мы отрабатывали тысячи вариантов вторичных факторов, и заточение было одним из них.

Шагами сквозь пространство я выбрался из ловушки и тут же был вынужден уходить от огненной тюрьмы, подгоняемой грохотом колокола. Невидимая сила сжала меня только для того, чтобы распасться на тысячи потоков энергии, не подконтрольных противнику, а затем сработала наша ловушка.

Вершитель, чей первый натиск не удался, попробовал сбежать, напоровшись на замаскированную серую пелену. Вот только в отличие от остальных, он продолжал двигаться и восстанавливаться быстрее чем порядок ломал его ткани. Но главное — это его замедлило, ровно до момента как я оказался рядом.

А потом… свет вспыхнул, и я едва успел заслониться бронёй, скрытой под одеждой, когда на меня обрушился поток чистого хаоса. Первородной силы, что не подчинялась никаким законам и ограничениям.

— Ты слишком глубоко забрался, мальчишка, и слишком о многом забыл. — в руках вершителя появилась боевая коса и он прыгнул вперед, а одновременно с этим на меня обрушились миллионы ударов со всех сторон. Вполне материальных, а не силовых или энергетических. Доспех трещал, но держался пока враг не оказался слишком близко.

Больше никаких ловушек. Никаких хитростей. Я просто раскрыл червоточину и дал ей поглотить столько, сколько она могла. Попавший в серую зону сектант дёрнулся, пытаясь уйти в сторону, но в этот момент на встречу высвобожденной мною силе ринулась другая, в тысячи раз более сконцентрированная, и при этом неоднородная, расходящаяся на бесконечное множество путей и потоков.

Каждый из них вгрызался в серость Тьмы, даря ей краски, раздирая на лоскуты, распадающиеся радугой, пробиваясь всё ближе ко мне. И казалось, что Вершитель должен быть счастлив такому повороту, но вместо этого в его глазах плескался искренний первобытный ужас.

Он дернулся, попытавшись уйти в сторону. Скрыться. Но поток безжалостного света захлестнул его, словно плеть, тело Белой Смерти начло меняться, пошло буграми, язвами, из него начали вырастать белые побеги, корни и ветви, затем проступили ребра, кожа провисла мешками, он вмиг постарел, рухнул на колени, но ещё до того как достиг земли его кости рассыпались в прах.

Я остался стоять, прилагая к этому все усилия, а напротив, примерно в километре, нестерпимо горела звезда Хаоса. Червоточина, что давала этому миру силу, и человек, что стоял перед ней на коленях — первый сектант, император, ключник что не позволял силе вырваться и окончательно поглотить весь мир, превратив людей и даосов во что-то новое, и куда худшее. По сравнению с чем даже первозданные демоны лишь щенята.

На размышление у меня было не так много времени. Сигма пыталась что-то орать, но я и без неё понимал — мы пробили державшуюся десять тысяч лет плотину,