Этим светлым октябрьским утром SpaceShipTwo подвесили под брюхо самолета-носителя WhiteKnightTwo, и космический аппарат стал подниматься выше и выше. На высоте 15 км корабль был сброшен, и пилоты включили двигатель.

Сиболд относил начавшийся полет к категории «высокого риска»[298]. Когда его спрашивали почему, он отвечал, что запланировано «существенное расширение пространства режимов. Полет на несертифицированном ракетном двигателе в неисследованном аэродинамическом режиме… по классическим правилам оценки опасности летных испытаний подобное следует отнести к полетам с высоким риском».

Помимо этого, экипажу предстояло «использовать двигательную систему, которая может оказаться ненадежной или намного менее надежной, чем турбина или поршневой двигатель».

Учитывая, насколько рискованным был полет, Сиболд потратил несколько мгновений, чтобы собраться перед отделением космического аппарата от носителя. Он пробежался руками по вытяжному тросу парашюта, по кислородной маске и привязным ремням, как бы вспоминая шаги, которые ему пришлось бы предпринять в аварийной ситуации, и восстанавливая «мускульную память».

После того как WhiteKnightTwo отделил космический аппарат, Сиболд и Олсбери включили двигатель и вскоре уже неслись к небесам, преодолевая на высоте 16 километров звуковой барьер.

В 10:07 местного времени компания выдала в твиттер сообщение: «Зажигание! #SpaceShipTwo вновь летит под мотором. Ждите дополнений».

Дополнение пришло через шесть минут и не было хорошим: «В полете произошла аномалия с #SpaceShipTwo. Дополнительная информация и заявление последуют».

Последнее, что запомнилось Сиболду в полете, – тошнотворный толчок, крякающий звук, громкий удар – и разгерметизация кабины. Аппарат резко повело вверх, рассказывал он впоследствии специалистам Национального бюро безопасности на транспорте. Звук разрушающегося корабля был странным, даже изящным – «словно бумага дрожала на ветру». Затем мощная перегрузка вызвала кислородное голодание мозга, и пилот «выключился».

Когда Сиболд пришел в себя, он находился вне космоплана в свободном падении. Шлем его был сдвинут набок, кислородная маска сместилась. В ушах выл ветер, и очень холодный воздух окутывал его тело. Что-то тревожило его глаза, и когда он открыл их, то увидел под собой широко раскинувшуюся пустыню.

Поверхность пустыни Мохаве стремительно приближалось.

Повторяя тренировку, которую он проделал парой минут раньше, Сиболд руками, почти вслепую, нашел замки привязных ремней и открыл их. Он несся сквозь косматые перистые облака, и навыки сработали: летчик перевернулся в правильное положение для свободного падения, раскинув в стороны руки и ноги, словно орел, расправивший крылья, чтобы создать максимальную тормозную силу.

Следующее воспоминание – еще один рывок, который удивил пилота и, наверное, разбудил. Как сказал Сиболд ведущим расследование, он не уверен – терял ли он сознание еще раз. Если даже и так, то вид автоматически раскрывшегося ярко-красного парашюта привел его в чувство. Страшная боль в плече – он подумал, что вывихнул его. Летя под парашютом, Сиболд безуспешно пытался вправить плечо на место, желая вернуть себе возможность управлять снижением.

Он приготовился к жесткому приземлению, но угодил прямо в креозотовый куст, принесенный ветром в середину пустыни. Пока пилот ожидал помощи, он заметил, что грудь у него в крови, а рука сломана в четырех местах, и правая ладонь онемела, «как если бы мы играли в снежки без перчаток». Роговицы глаз были оцарапаны, и позднее в госпитале из левого глаза вытащили кусочек фибергласа. Но он был жив!

Спасательные группы нашли безжизненное тело Олсбери недалеко от обломков аппарата. Оно так и осталось в кресле. Следователь определил причину смерти так: «ударная травма головы, шеи, груди, брюшной полости, области таза, всех конечностей и внутренних органов».

Олсбери было 39 лет, у него осталось двое детей, 10 и 7 лет.

Закончив разговор с сыном, Брэнсон вскочил в самолет и направился к месту катастрофы. Он знал, что должен появиться там как можно скорее.

Это был второй несчастный случай в компании со смертельным исходом. В 2007 году трое сотрудников Scaled Composites погибли при наземных испытаниях двигательной установки на закиси азота. Тогда взрыв обжег поверхность пустыни, придав ей облик зоны военных действий, обломки разлетелись повсюду, много людей получили ранения.

Администрация по безопасности и здоровым условиям труда штата Калифорния оштрафовала Scaled Composites на 28 870 долларов, но после апелляции снизила сумму до 18 560 долларов.

Взрыв «конечно, стал кошмаром для семей [погибших] и большой проблемой для всей нашей программы, – вспоминал позднее Брэнсон. – После него я решил, что мы должны проводить испытания самостоятельно и иметь для этого собственную команду».

В том же самом году в северо-восточной части Англии сошел с рельсов поезд его железнодорожной компании, были жертвы. Брэнсон прилетел на место трагедии с максимально возможной скоростью, сорвавшись с отдыха в Церматте в Швейцарии.

«Я знал, насколько важно прибыть на место как можно скорее… и встретить события лицом к лицу, вне зависимости от того, твоя это вина или нет, и в особенности – если твоя», – вспоминал он.

Прилетев, Брэнсон поговорил с командой Virgin Galactic, прежде чем выйти к прессе.

«Я обратился ко всем и заверил их настолько убедительно, насколько мог: они построили прекрасный аппарат, – сказал он. – Мы обнялись, как никогда в истории, и я четко дал понять: мы продолжим работу, зная, что в своей основе корабль прекрасен».

Однако Национальное бюро безопасности на транспорте еще только приступало к своему расследованию, а пресса уже наседала с вопросами. В программе «Сегодня» через три дня после катастрофы Мэтт Лауэр выпытывал у Брэнсона, что тот думает о будущем компании.

«Люди уже спрашивают, не станет ли эта авария и смерть пилота нокаутирующим ударом, – сказал Лауэр. – В программе в прошлом были отсрочки, были и проблемы. Сможет ли Virgin Galactic выжить на фоне снимка, который обошел весь мир – ее аппарат разваливается на части на высоте 14 километров?»

Лауэр хотел знать, оправдан ли риск.

Как раз об этом Брэнсон и думал в полете до пустыни Мохаве. Он легко рисковал собственной жизнью, поднимаясь в воздух на аэростатах, гоняя на катерах, занимаясь цирковыми трюками всех сортов – смелыми, опасными и полезными для бизнеса. Но в данном случае ничего подобного не было. Авария стала отрезвляющим тормозом для карусели, которая, видимо, крутилась слишком быстро, слишком шумно и слишком долго.

Может, он должен оставить эту идею? Может, космос слишком труден? Компания потратила на его выдумки 500 миллионов или даже больше, но еще не отправила в космос ни одного человека. Однако когда Брэнсон приземлился и встретился с командой, его убедили продолжать. Он начал думать, что находится в долгу не только перед памятью Олсбери – пилот не хотел бы остановки проекта, – но и перед всеми коллегами. И разве не каждый первопроходец сталкивался с подобной дилеммой? Наступил момент, которого Virgin Galactic и вся индустрия боялись – и к которому готовились. Пришло их тяжелое испытание, их «Аполлон-1». Требовалось решить, отступят они или соберутся и пойдут в атаку еще более сильными, пусть даже и в шрамах.