Одним только фактом что три года его во мне не было!

– Холера!

Это не стон, не рык – рваный всхрип, какой бывает когда копье прошивает грудную клетку насквозь. Ну или когда одного озабоченного мудня, который очень давно не трахался, берут за его рвущийся в бой агрегат.

Ройх двигает меня к себе резко, будто реально надеясь членом продрать многослойный подол праздничной юбки насквозь. Я же просто выставляю вперед вторую ладонь.

– Не так быстро!

Удивительное рядом – Ройх мне уступает. С силой, до боли впечатывает пальцы в мои бедра, будто стремясь отпечатать узор ткани на коже, но все же замирает. Подставляется.

Честно?

Серьезно?

О боже!

Я и сама понимаю, что улыбка по моему лицу растекается жестокая, но ничего не могу с собой поделать.

А как иначе? Я держу его дружка в своих пальцах. С нарочитой неторопливостью веду пальцами по стволу, освежая в памяти этот неповторимый узор из вен под тонкой кожей. Скольжу кончиками когтей по яйцам.

Я вижу, как проходится внутри него эта волна – первый приступ алчного стремления покончить со всеми моими играми. Вижу как разгораются в темных его глазах яркие искры. Вижу. И улыбаюсь еще откровеннее и бесстыжее. Мне плевать, чего ты там хочешь Юл. Плевать. Я хочу вот так. Хочу терзать тебя, выпустить всю твою кровь из жил до последней капли. И буду делать то что делаю – неспешно тебе дрочить, плавно, вдумчиво, то и дело облизывая пальцы и возвращая их на твой член.

И все это глядя в твое лицо.

Пока не высохнут досуха твои наглые губы, что смели в гребанном ЗАГСе целовать эту чертову курицу.

Пока искры в твоих глазах, лживых, неверных твоих глазах, смотревших на неё, не запылают адскими безднами.

Пока тебя не затрясет, люто, отчаянно, и по телу твоему не пойдут характерные волны близости к оргазму.

Чтобы я усмехнулась и только сильнее сжала твою плоть в пальцах, осознанно причиняя боль.

– Не спешите, Юлий Владимирович. Вы так просто не отделаетесь!

– Смерти моей хочешь, Холера? – он выдыхает еле слышно, склоняясь ко мне чуть ближе.

– Может быть и хочу, – шепчу, задирая нос повыше, – может быть, я хочу этого больше всего на свете сейчас. Что ты сделаешь? Можешь вот так просто взять и сдохнуть?

В моей груди клубится только тьма. Жесткая, злая и… такая горячая тьма. Невыносимая!

Этот гад только самыми кончиками пальцев моей щеки касается, а болезненный спазм скручивает меня и выгибает ему навстречу. Ненавижу!

– Малышка! – он шепчет это, скорее лаская мою кожу своим дыханием, чем умасливая словами, – я все что захочешь для тебя сделаю. Но может я тебе еще пригожусь живым?

– Ты? Для чего бы? С чем по твоему я не смогу справиться без тебя?

Плевать, что его ладони уже благополучно залезли под мою юбку. Плевать, что подол отползает все выше, под натиском вездесущих Ройховских лап. Он еще не победил. Я еще держусь.

Это временно, конечно.

И когда длинные пальцы все-таки задевают тонкую кружевную лямочку – можно сказать, я оказываюсь, в совершенно безвыходном положении. И что тут остается? Ничего. Только нападать первой – впиваться в его рот губами, пряча в этом жесте отчаянье.

Сейчас он все почует. Сомнет пальцами мокрую тонкую ткань. И притворяться я уже не смогу.

Я ведь его хочу.

Так люто хочу.

Аж стыдно!

Жду когда поймет. Жду разоблачения. Жду его триумфа. А получаю – тихий вздох и жаркий поцелуй в ложбинку у ключицы.

– Боялся, что не хочешь, – тихонько шепчет Ройх и пальцы его бессовестно прижимаются к тонкой мокрой ткани.

Мне казалось, я до этого горела, но нет. Тлела. И запылала вот прямо сейчас.

– Господи, – тихонько всхлипываю и захватив его ногами,прижимаю к себе. И каменный его стояк без всяких препон прижимается к моей промежности.

Секунды до столкновения: три! Две! Одна! Ба-бах!!!

– Бля…

Моя плата – его лицо. Отчаянное лицо мужчины, который оказавшись в женщине внезапно осознал, что не так уж далек от разрядки, как ему казалось.

Что ж…

Верю, что давно секса не было. Пусть Антону целых двенадцать, никто не сказал, что это помогает личной жизни. Даже наоборот. Каролинке гораздо проще найти няню, чем компанию Антону.

Я уже набросала в уме набросок ядовитой улыбки, с которой буду принимать его извинения, но Ройх выдыхает и удержав настрой, снова толкается внутрь меня.

И правда ведь: “Бля!”

Идеальное слово. Идеально подходит для описания ощущений…

Боже… Ну почему, почему он такой охуенный? Почему именно он так подходит мне? Почему, почему, почему!

Мы трахаемся самозабвенно и яростно, под звук сметаемых в стороны вилок и баночек со специями. Я стискиваю Ройха ногами, так, что странно, как не сломала его пополам. Он – впивается в мои волосы с такой силой, будто скальп по-настоящему хочет над своей постелью повесить.

Вся столешница скользкая как каток, от того как сильно я истекаю. Под моими ногтями уже столько Ройховской крови – хватит Каро на генетическую экспертизу.

Господи, сколько же там внутри чувствительных точек! Как легко их достать, оказывается вот этим вот конкретным членом! Я же умру сейчас! Опять! И станет подо мной еще мокрее, и я потом вовек эту столешницу не отмою от следов этого осквернения…

Когда мы приходим в себя – на кухне уже темно. И в квартире тихо-тихо, все звуки сосредоточились тут, даром, что я даже пискнуть себе не позволяла, давила в себе звуки в зародыше. Кажется, наша жадно-жестокая возня – это и без криков возмутительно громко.

Свет не включаем. Спасибо луне-вуайеристке, на кухне моей достаточно света, чтоб я видела все. А что не видела – то ощущала.

Пальцы Ройха на моей коже – мелко дрожат от усталости, но жадно стискивают, пытаясь меня удержать. Мои – тоже трясет, и по кой-то черт я пытаюсь ими застегнуть рубашку, которую сама же и лишила пуговиц чуть раньше.

– Ну и что? – Юл тихонечко фыркает мне в ухо и трется щетинистой щекой об кожу рядом, – если ты хочешь вернуть мне должок, самое время вышибить меня из квартиры, швырнув в морду мои же штаны.

Кошусь взглядом ниже и хихикаю.

Штанов на нем и правда нет, свалились в нашей сутолоке, и обиженно уползли к дальней ножке стола. Лежат там темной бесформенной кляксой.

– Котенок, – мужчина обреченно вздыхает, – скажи мне честно, ты нарочно молчишь?

Фыркаю еще откровеннее.

Но молодец ведь, догадался!

Мне все еще больно, от того лишь, что мы сейчас здесь, и ты – вдыхаешь мой запах.