Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто не бежит, тот стоит и читает:
Я, Артемис, пишу эти строки для того, кто сможет их увидеть… Хотя мой голос слаб против могущества Транссибирской компании, я надеюсь, что однажды он будет услышан и вы, мои преданные читатели, узнаете об алчности компании… о ее бесконечном высокомерии… о той лжи, которую она вам преподносит.
– Клевета! – вопит побагровевший от гнева председатель правления.
Другие представители компании поднимают крик, что это вредительство, всего лишь ловкий трюк. Председатель бросается к Вэйвэй, выхватывает у нее из рук лист, разрывает в клочья и топчет.
– Поздно, – с ледяным спокойствием заявляет она. – Слова уже там, наверху, и каждый их видит.
…стекольный мастер Антон Иванович Федоров, рискуя своей репутацией и источником существования… нашел доказательства того, что стремление компании увеличить количество рейсов и собственную прибыль… Она игнорировала свидетельства трансформаций Запустенья, вызываемых самим поездом, и угрозу…
Вэйвэй отворачивается от разъяренных представителей компании и видит, как Мария Антоновна спускается с поезда вместе с Судзуки. В глазах у нее слезы, а на лице улыбка. Профессор кланяется ей.
– Не так уж и много справедливости в этом, – говорит он.
– Нет, – возражает Мария. – Очень много.
Только жадность компании виновна в том, что пострадал поезд, как и ландшафт. Такова истина. Я не беру на себя смелость объяснить смысл Запустенья… или хотя бы предположить, что этот смысл можно постичь…
Толпа притихла. Все пассажиры вышли на перрон. Все смотрят вверх. Все ждут. И не только люди – ждут стекло и железо, лианы, цветы и кора. Смотрят и ждут.
Общество так долго выдвигало гипотезы и оспаривало их. Теперь двери распахнуты настежь. Компании приходит конец. Пора увидеть то, что прежде было скрыто…
Вэйвэй чувствует гул в костях. Чувствует поезд, лишайник и стекло. Чувствует рокот трансформации, охватившей весь выставочный зал. Ржавчина разъедает металл ткацких станков, артиллерийских орудий и прессов; призрачные лишайники расцветают и увядают; бледные нити тянутся к шестеренкам, приводя их в движение. Стеклянные витрины дробятся на капли воды, и те вздымаются фонтанами птиц и насекомых, упивающихся своей свободой. Конь императора ударяет копытами и галопом уносится прочь из дворца, бросив на постаменте расколовшегося на куски всадника.
Председатель правления приказывает открыть огонь, но солдаты уже опустили винтовки. Они отступают, а представители компании остаются беззащитными перед толпой: их осыпают насмешками, забрасывают с галерей объедками и прочим мусором. А вспышка света возвещает о прибытии репортера с фотографическим аппаратом.
Вэйвэй поворачивается к капитану, вышедшей из поезда:
– Вода и земля помогли не только Елене у Стены. Они помогли и нам. Они хотят, чтобы мы продолжали.
Капитан медлит с ответом. Затем чуть заметно кивает. Вэйвэй оглядывает пассажиров и зрителей, притихших так, словно видят в ней жрицу, исполняющую ритуал на священной земле.
Солдаты покидают выставочный зал. Представителей компании поглощает толпа.
Вэйвэй смотрит на поезд, и тот впервые предстает перед ней целиком. Дикий, заросший; отчасти лес, отчасти гора, отчасти машина. Помнящий все совершенные рейсы. Жаждущий рейсов, которые еще предстоит совершить.
И она слышит, как экспресс с ревом оживает.
Эпилог
Вы, конечно, узнаете нас. Поезд, что странствует по мифам, по легендам, разрастающимся так же быстро, как всходы, пробившиеся сквозь камни мостовой. Вы увидите нас, попавших в объектив фотографической камеры, напечатанных на развороте газеты или мчащихся на мерцающем киноэкране. Вы будете отслеживать наш путь через континенты, и замирать, заслышав в ночи гул рельсов, и внимать рассказам о нас, не зная, во что верить.
Настало время узнать нашу историю от нас самих.
Из «Завершения осторожных путешествий» Марии Федоровой. Издательство Мирского, Москва, 1901. Вступление, с. 1Те первые месяцы вспоминаются мне как вихрь страхов, тревог и сомнений; как ожидание, что нас остановят, и веры в то, что остановить нас невозможно. Мы сами ужасались тому, на что осмелились. «Что будем делать, когда рельсы закончатся?» – спрашивали себя.
Но они не закончились. Сама земля позаботилась об этом, и новый капитан вела нас вперед, через Европу, в знаменитые блистательные города, по полям лаванды и золотой пшеницы. А достигнув края земли, мы просто развернулись и продолжили путешествие по другому маршруту. Рельсы как по волшебству вырастали перед нами, протягиваясь поперек континента.
Я не претендую на понимание того, что мы делаем. Расследование многочисленных загадок и тайн предоставляю ученым, вооруженным телескопами, и Судзуки Кэндзи, наносящему на карты трансформации, которые мы вызываем. Пока еще ученые не приблизились к пониманию феномена рельсов, отчасти потому, что те не остаются позади нас, а рассыпаются, как истлевшие в земле кости, чтобы возродиться где-нибудь еще. Плоды трансформаций, однако, сохраняются. Мы создаем на своем пути новую жизнь: молодые лианы, обвивающие старинные здания, новые побеги, восстающие из земли, флору и фауну, еще не описанные никем из естествоиспытателей. Мы предоставляем вам поиск способа жить рядом с ними. Вам придется сделать выбор, вставший перед всеми нами: отвернуться от трансформаций, бороться с ними, бежать от них – либо принять их.
Уже стало частью легенды, будто бы все, побывавшие в последнем рейсе, остались в поезде. Но это не совсем так – некоторые ушли, поскольку их связь с семьей, страной и долгом оказалась крепче. Ушли те, кто не желал или не мог посвятить себя поезду. Были и те, кто разрывался на части. Одна женщина стояла в нерешительности у двери, но, когда ее муж обернулся, чтобы помочь ей сойти на перрон, она покачала головой и сказала, что ее место здесь, с нами. Муж хотел было вернуться, но ветки и листья помешали ему; поезд не пожелал принять его назад. Прежний капитан, всю жизнь управлявшая экспрессом, бросая вызов Запустенью, провела с нами еще какое-то время, а после стала одной из тех, кто после обрушения Стены отправился в Великую Сибирь, на поиски утраченной предками родины.
Но многие остались с нами, и каждый год появлялись новые пассажиры и члены команды. Одни проводили в поезде несколько дней или недель, другие вообще не высаживались. Мы взрослели и менялись, как и положено всему на свете.
Разумеется, многие боятся нас. Многие хранят верность Транссибирской компании, хоть она и рухнула, и ее обломки враждуют между собой