От джина, которым Рагби так щедро поил мистера Ливерседжа, этот достойный джентльмен чувствовал себя прескверно, а от ночи, проведенной на кухонном полу, у него еще и нестерпимо болела шея, на что он и принялся громко жаловаться. Заверения Рагби, будто петля виселицы вскоре решит эту проблему, привела его в негодование, вызвав к жизни пространную, однако совершенно бесполезную речь. Рагби порекомендовал ему заткнуть рот и поскорее побриться, поскольку капитан наверняка не пожелает видеть в своей бричке такую омерзительно заросшую физиономию. На это мистер Ливерседж ответил, что не испытывает ни малейшего желания куда-либо ехать с капитаном.

– Более того, – с большим достоинством добавил он, – чем меньше я буду видеть этого молодого человека, к которому испытываю острейшую антипатию, тем лучше я буду себя чувствовать!

– Заткнись и делай то, что я тебе говорю, – послышалось в ответ.

– Непостижимо, – снова заговорил мистер Ливерседж, берясь за бритву и презрительно глядя на Рагби, – как может джентльмен брать в услужение такого неотесанного увальня, как ты!

– Твои колкости меня тоже не интересуют! – фыркнул Рагби.

К тому времени, когда Гидеон собрался в путешествие, мистер Ливерседж не только побрился, но и принял внутрь чашку крепкого кофе, что взбодрило этого господина и позволило довольно цивилизованно поздороваться с хозяином квартиры, предоставившим ему ночлег, совершенно не входивший в его планы. Врожденный оптимизм заставил Ливерседжа задуматься о том, как обернуть нынешнее довольно неудовлетворительное положение дел себе на пользу, вместо того чтобы терять силы и время на негодование и борьбу с обстоятельствами. Хорошая погода, свежий воздух быстро подняли ему настроение, и вскоре он уже нахваливал лошадей капитана, а также его мастерство в управлении бричкой.

– А вы знаток, как я погляжу! – язвительно заметил капитан. – Чертовски благодарен вам за столь высокую оценку моих скромных умений.

– Да, – согласился мистер Ливерседж, плотнее запахивая плед вокруг своих ног. – Полагаю, меня можно считать знатоком, сэр. Позвольте сообщить вам, что я много лет служил в конюшне выдающегося наездника. Настоящий мастер, что тут скажешь! Я, разумеется, быстро пошел на повышение и совсем мало времени провел непосредственно в конюшне. Зато научился разбираться в лошадях и наездниках.

Это изрядно позабавило Гидеона.

– Так вы были конюхом! – воскликнул он. – А потом?

– Со временем, сэр, я достиг положения, которое на тот момент мне представлялось верхом моих желаний. Я стал личным слугой джентльмена.

Гидеон, с любопытством покосившись на него, спросил:

– И почему же вы отказались от этого занятия?

– О, по многим причинам, сэр, по многим причинам! – уклончиво ответил мистер Ливерседж. – Можно сказать, человеку с моей широтой взглядов в этой роли слишком тесно. Негде развернуться, сэр. У меня всегда было множество идей, и мои таланты – это игра в карты и кости. Вообще-то, если бы не превратности судьбы, я не находился бы сейчас в вашем обществе. Смею вас заверить, то, чем я вынужден заниматься в последнее время, мне совершенно не по вкусу. Я бы даже сказал: все это мне претит! Но нужда, мой дорогой сэр, всегда возьмет верх над щепетильностью!

– Да вы законченный жулик! – прямолинейно заявил Гидеон.

– Сэр! – негодующе откликнулся мистер Ливерседж. – Я вынужден не согласиться с употреблением этого эпитета! Законченный жулик, надеюсь, вы не станете с этим спорить, это тот, кто выбрал данное занятие самостоятельно и не испытывает ни малейших угрызений совести. Смею вас заверить, в моем случае все совершенно иначе! У меня сердце разрывалось на части от сострадания к вашему благородному родственнику. Такой милый молодой человек, доложу я вам, и все неудобства, которые я ему причинил, стоили мне изрядной внутренней борьбы!

– Ах ты мерзавец! – взорвался Гидеон. – Да ты же готов был убить его по малейшему сигналу от меня!

– А вот это, – решительно ответил мистер Ливерседж, – уже было бы на вашей совести, капитан Уэйр.

Тут Рагби, который на заднем сиденье отлично слышал весь их разговор, вмешался, умоляя хозяина остановиться и предоставить ему возможность дать мистеру Ливерседжу в нос.

– Нет, – покачал головой Гидеон, – я предпочитаю передать его в руки закона в полном соответствии с этим самым законом.

– Я убежден, – произнес мистер Ливерседж, – когда верну вам вашего родственника, что мне и в самом деле не терпится сделать, вы передумаете и воздержитесь от столь неблаговидных действий, сэр. Неблагодарность – это зло, при одной мысли о котором я содрогаюсь всем телом!

– Нам еще предстоит узнать, как посмотрит на это мой родственник, – мрачно заметил Гидеон.

Мистер Ливерседж сомневался, что сорок восемь часов в темном подвале расположили его жертву к состраданию и милосердию. На какое-то время он погрузился в угрюмое молчание. Но долго унывать было не в его характере, и, когда Гидеон остановился сменить лошадей, он уже снова воспрянул духом, принявшись рассказывать забавную историю, которая компрометировала его первого работодателя. Пока Рагби убеждал конюхов найти ему пару порезвее и договаривался с ними о том, чтобы лошадей капитана отвели обратно в Лондон, Ливерседж обдумывал варианты побега. Но даже его изобретательный ум был вынужден признать: шансы ничтожно малы. Впрочем, этого господина отличала неистребимая вера в Провидение, и он был свято убежден в том, что оно вмешается в его судьбу еще до окончания путешествия. Ливерседж пока не раскрыл местонахождение тюрьмы герцога, и никто его к этому не принуждал. Капитан Уэйр считал само собой разумеющимся, что он покажет им дорогу к пленнику. Однако хорошенько поразмыслив, мистер Ливерседж пришел к грустному умозаключению, что если только не произойдет что-то непредвиденное, то именно так он и поступит.

Ему показалось, будто до Балдока они добрались чересчур быстро и без малейших признаков вмешательства Провидения. Капитан Уэйр натянул вожжи посередине широкой улицы, переводя лошадей на шаг, и повернулся к нему со словами:

– А теперь, мистер Ливерседж, вы можете показывать дорогу. Если не хотите, чтобы я сам стал расспрашивать, как нам проехать к ближайшей конторе мирового судьи. Лично мне все равно.

Это замечание привело мистера Ливерседжа в такое раздражение, что он довольно резко ответил:

– Простите, сэр, но подобное заявление представляется мне совершенно неправдивым. Вам не все равно. Никому, наделенному хоть толикой чувствительности, не может быть все равно. Я убежден, шумиха вокруг этого дела в ваши планы не входит! Более того, чем дольше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что вы и ваш благородный родственник будете премного мне обязаны, если я все устрою так, чтобы никто ничего не заподозрил. Только представьте себе, каков будет результат, ежели вам придется призвать на помощь закон! И дело не только в том, что его светлость…

Он замолчал, потому что стало ясно: капитан Уэйр его не слышит. Бросив мимолетный взгляд на приближающийся встречный тильбюри, Гидеон внезапно застыл и резко натянул поводья.