– О, вот эта вот – отличная книга, – показал он на ту, что была в моей правой руке. Я посмотрела на обложку. «На дороге» Джека Керуака. Я ее не читала.

– Правда? – Я удивилась, что он вообще читает. Что он занимается чем-то еще, кроме игры в этот дурацкий компьютерный гольф.

– Правда. – В глазах у него появилась печаль. – Это была любимая книга моего отца.

Я снова посмотрела на книгу, а когда подняла взгляд, его уже не было.

В четыре тридцать открылась дверь, и краем глаза я заметила, что пришел Айжа. Я к нему повернулась и поняла, что это какой-то другой мальчик, такого же телосложения, с блеклыми каштановыми кудрями, которые так отличались от копны цвета воронова крыла у Айжи. И вот это меня почти доконало окончательно. Я была так зла на Эрика, так хотела стереть его из своей жизни, что не подумала об Айже. Что он обо мне скажет? Я чуть не позвонила Эрику, чтобы убедить его в том, что Айжа может, как и раньше, приходить в библиотеку. Но так и не решилась. Как бы я ни скучала по мальчику, так даже лучше. Полный разрыв.

Но если так, то почему же всю следующую неделю, когда открывалась дверь, у меня сердце колотилось в груди, надеясь, что это кто-то из них. Эрик или Айжа. К концу января я сдалась, приняв тот факт, что все действительно кончено, что бы между нами ни было, и наконец перестала смотреть на дверь, веря, что сейчас в нее ворвется Эрик, как какой-то голливудский герой-любовник. И вот тогда он пришел. Не Эрик. Донован.

Я трижды моргнула, когда его увидела, пытаясь осознать то, что он здесь, то, что он в костюме, то, что это вообще он. Для меня Донован существовал только как мальчишка на школьном дворе, в отвратной бейсболке, губы которого подарили мне первый и единственный поцелуй в моей жизни, наглый подросток, который на спор чуть меня не убил.

Время замедлилось, пока он шел ко мне, и сначала я думала, узнает ли он меня вообще, а потом прикидывала, успею ли добежать до задней комнаты и спрятаться. И план бы сработал, если бы я чувствовала свои ноги.

– Джубили, – ответил он на мой первый вопрос медовым голосом. Тембр стал ниже, но я все равно узнала бы его где угодно. Он стоял перед стойкой, и я чувствовала, как он изучал меня от макушки и до кончиков пальцев, укрытых перчатками. Вся сила воли уходила на то, чтобы делать вид, что меня не беспокоит такое разглядывание.

– Мэдисон сказала, что ты тут работаешь. – По его лицу медленно расползлась улыбка. – Я просто пришел в этом убедиться. Прости, что это заняло у меня так много времени.

Только Донован мог думать все это время, что я ждала, когда он придет, что его все везде ждут.

– Хорошо выглядишь. – Его комментарий застал меня врасплох, особенно потому, что он вдруг отбросил всю наигранность. Это прозвучало не мерзко и грязно, но я помнила, что Мэдисон рассказывала о его внебрачных похождениях, и уверена, что Донован возвел комплименты женщинам в ранг науки.

– Спасибо, – ответила я, с огромным облегчением заметив, что пусть сердце и заколотилось, горло уже не сжималось. Мне не важно, что он думал. Уже нет.

Я бы хотела ответить ему встречным комплиментом, но он, честно говоря, выглядел так же. Более старшая, надувшаяся версия мальчика со школьного двора. И брюки сидели теперь там, где положено, а не сползали, демонстрируя всем логотип на трусах, как это было в старших классах.

– Ладно, не буду тебя задерживать. Просто хотел сказать, что рад тому, что у нее получилось все это для тебя сделать.

– Кому? – Кажется, я упустила какую-то часть нашей беседы.

– Мэдисон.

А, ну да. Видимо, он знает, что она помогла мне получить эту работу.

– Боже, она столько лет чувствовала себя виноватой.

Я покачала головой, вот теперь я точно что-то упустила.

– Погоди, ты о чем?

– Тот спор. – Он так сказал это, будто бы все сразу должно было стать понятно. – Знаешь, это ведь полностью была ее идея. Боже, когда она услышала, что ты на самом деле умерла, – не знаю, кто распустил этот безумный слух, – я думал, что она с катушек съедет. – Он засмеялся. – Впрочем, это все было так давно. Столько воды с тех пор утекло, да?

Я похолодела. Мэдисон. Это же бессмысленно – он был ее парнем. С чего вдруг ей хотеть, чтобы он меня поцеловал? Но потом вдруг все встало на свои места. То, почему она так отчаянно хотела мне помочь, когда мы столкнулись на заправке. Как легко я получила эту работу, хотя Луиза говорила, что вакансия была открыта уже четыре месяца… Стоп. Луиза.

Я прищурилась на Донована:

– Почему уволили Луизу?

– Какую еще Луизу?

– Она тут библиотекарем работала. Ее уволили несколько недель назад.

– А, точно. Кажется, технически, это моя вина. Хотя я и не знал, как ее зовут. Мне позвонила Мэдисон, она страшно волновалась, говорила, что бюджет урезают и директор вот-вот тебя уволит, а этого нельзя допустить, тебе очень-очень нужна эта работа. Банк передает по десять тысяч каждый год в фонд библиотеки, так что я просто позвонил кому нужно и сказал, что если тебя уволят, денег им больше не видать. Я не был уверен, что это сработает, потому что десять тысяч – не такие уж и большие деньги. Но сработало. – Он пожал плечами. – Это было меньшее, что я мог сделать.

Я смотрела на него, не в состоянии скрыть своего шока.

– Ты, ты и вправду… нечто, – медленно проговорила я.

– Что же, спасибо. – Он улыбнулся и одернул лацканы пиджака.

– Мэдисон говорила, что ты придурок, но ты и вправду именно такой.

Его улыбка исчезла.

– Эй, вот обзываться не надо. Я старался как лучше.

– Да? А тогда, целуя школьницу-изгоя, ты тоже делал как лучше? Послушай, в следующий раз, когда ты решишь устроить аттракцион неслыханной щедрости, пожалуйста, не втягивай меня в него.

– Джубили. – Его голос стал мягче. – Прости меня. Знаешь, тогда я был мелким засранцем. Я это признаю. Но я никогда не хотел… я не знал.

Он посмотрел в пол и напустил на себя вид невероятной печали.

– Ты никогда не была изгоем. – Он говорил так тихо, что я вынуждена была податься к нему, чтобы разобрать слова. – Не для меня. – Вдох. Выдох. – Мэдисон услышала, как я говорил, что считаю тебя… горячей, или что-то в этом духе. Красивой. И она взбесилась. Приревновала. Я думаю, это был ее план мести или что-то такое. Мне никогда не стоило идти у нее на поводу.

– Да. Не стоило. – Я пыталась добавить нажима в свои слова, но понимала, что могу только обернуть их гневом, как ленивая рукодельница, что оторачивает край кружевом. У меня вдруг не осталось сил бороться. Голова пошла кругом от этой новой информации и старых воспоминаний, но больше всего – от печали из-за того, какими жестокими могут быть старшеклассники, да и взрослые. Даже взрослые еще хуже. Поступки беспечного незрелого подростка я могу простить, но это? Знать, что она подружилась со мной только из чувства долга, что она лгала мне все это время, – это отчего-то еще больнее, чем то, что она совершила в самом начале.