Русской православной церкви Сталин призвал помнить имена тех, кто создал и защитил Россию, ее исторических героев, Александра Невского, Дмитрия Донского, Александра Суворова, Михаила Кутузова[895]. 10 декабря 1941 года был отдан приказ о снятии со всех военных газет лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», чтобы он не мог «неправильно ориентировать некоторые прослойки военнослужащих»[896]. Спасение страны и социализма виделось в превращении войны в отечественную, национальную, а не классовую. Идеологический поворот, связанный с внедрением в коммунистическую идеологию национально-патриотических лозунгов, признание духовно-культурных ценностей дореволюционной России великим достоянием СССР с позиций коммунистического фундаментализма были временным отходом от идей революции и пролетарского интернационализма и могли быть терпимыми лишь как вынужденная уступка. Академик И. И. Минц находил ее вполне закономерной. Летом 1942 г. он объяснял Л. З. Копелеву (фронтовик, известный литературовед-германист): «Война вызвала новое обострение классовых и национальных противоречий, которые осложнялись необходимостью национальной и притом именно великодержавной патриотической пропаганды, необходимостью и тактической, и стратегической»[897]. Английский журналист А. Верт, автор книги «Россия в войне 1941–1945» (1964), нашел идеологическому повороту в СССР в конце 1941 г. довольно точную аналогию: в СССР «был провозглашен националистический нэп»[898]. Выбор в пользу такого нэпа оказался единственно верным. Идеологический поворот во многом обусловил коренной поворот в ходе войны и в конечном итоге саму Победу. Как позднее написал видный русский писатель, мыслитель и общественный деятель И. Солоневич, «разгром Гитлера есть, конечно, результат национального чувства, взятого в его почти химически чистом виде»[899].

Фашистская пропаганда и оккупационная политика не могли не обострять существовавшие в стране противоречия, в частности, в межнациональных отношениях. Одним из результатов этого стала подлинная трагедия еврейского населения на оккупированной гитлеровцами территории СССР. Например, в Литве, где до ее включения в СССР евреи составляли заметную часть компартии, ситуация кардинально менялась в 1940 и в 1941 годах. «В первые советские годы, – пишет А. Бразаускас в книге своих воспоминаний, изданной в 2002 году, – некоторые евреи стали активными сторонниками оккупационного режима и оказались вовлечены в репрессивные акции по выселению невинных людей в Сибирь. Следует отметить, что ссылке подверглась и большая часть зажиточного еврейства, владельцы предприятий, а также члены национальных партий – не только “буржуазной” сионистской, но и социалистического Бунда… Когда Литву заняли немцы, новые активисты поставили знак равенства между евреями и коммунистами, т. е. преступления отдельных людей перенесли на всю еврейскую общину. Вдохновителями и организаторами еврейского геноцида были власти гитлеровской Германии, но, к нашему стыду и боли, в экзекуции было вовлечено и немало литовцев». В одной из инструкций Фронта активистов Литвы, учрежденного еще в 1940 году, указывалось, что литовским коммунистам «только тогда будет прощение, если они на деле докажут, что ликвидировали хотя бы по одному еврею». 22 июня 1941 года в воззвании этого фронта говорилось: «Наступил решающий час окончательного расчета с евреями. Старое право прибежища, предоставленное евреям во времена Витаутаса Великого, полностью и окончательно отменяется». Хотя многие литовцы, пишет далее Бразаускас, «рискуя жизнью, спасали евреев», в Литве за годы войны «почти полностью погибла одна из самых многочисленных еврейских общин Европы – более 200 тысяч человек»[900].

В масштабах СССР «еврейский вопрос» не мог не обостряться и из-за явного несоответствия представленности этой национальности в руководящей и культурной элите, среди эвакуированных и на фронте, на чем особенно успешно играли гитлеровцы. Согласно переписи 1939 года евреи насчитывали 1,8 % населения СССР. К началу войны их доля в населении увеличилась до 2,5 %[901]. По данным Совета по делам эвакуации на начало декабря 1941 года, евреи составляли 26,9 % от всех эвакуированных из районов, которым грозила оккупация гитлеровскими войсками[902]. Эта цифра значительно превосходила долю евреев среди мобилизованных на фронт.

Вероятно, в этой связи оформился один из стойких мифов об ожидающейся новой революции в СССР. Фронт и тыл полнились слухами: «После войны будет антиеврейская революция. Потому что на передовой евреев нет, а в тылу 5-й Украинский фронт взял Ташкент»[903]. Утверждалось, что «идея антиеврейской революции была инспирирована самим Сталиным (через Щербакова) в декабре 1941 года»[904]. Говорили о секретных инструкциях, предписывающих «ограничить выдвижение евреев». Г. С. Померанц пишет, что такая инструкция отделам кадров появилась в 1943 году[905]. Р. А. Медведев рассказывает о созванном Сталиным осенью 1944 года расширенном совещании в ЦК ВКП(б) с участием членов Политбюро и Секретариата ЦК, первых секретарей республиканских и областных комитетов партии, руководителей оборонной промышленности, армии и госбезопасности. На этом совещании речь шла о «повышении бдительности» по отношению к еврейским кадрам, а по сути дела – о необходимости постепенного вытеснения лиц еврейской национальности с ответственных постов. «Вскоре после совещания партийные комитеты различных уровней получили подписанное Маленковым директивное письмо, которое тогда называли в партийных кругах “маленковским циркуляром”. В нем перечислялись должности, на которые назначение людей этой национальности было нежелательно. Одновременно вводились и некоторые ограничения приема евреев в высшие учебные заведения»[906].

По свидетельствам выпускников Военно-дипломатической академии 1946 года, при их зачислении в число слушателей в сентябре 1944 года обнаружилось, что прием в нее для евреев был «категорически закрыт». Более того, когда выявилось, что один из слушателей скрыл свою еврейскую национальность, он под каким-то предлогом был немедленно отчислен. Среди выпускников было по 3–5 представителей всех 16 союзных республик. Предполагалось, что они составят костяк республиканских министерств иностранных дел, учрежденных в соответствии с решениями январского (1944 г.) пленума ЦК ВКП(б). Евреев не принимали в академию на том основании, что у них не было «своей» союзной республики. Таким образом, слушатели академии одними из первых столкнулись с официальным подтверждением слухов о «революции» и «циркуляре», которые с некоторого времени «упорно циркулировали в стране»[907].

Партии пришлось фактически признать изъяны в проводимой прежде национальной политике. Так, в докладной записке Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) секретарям ЦК партии от 17 августа 1942 года отмечалось, что «в течение ряда лет во всех отраслях искусства извращалась национальная политика партии». Выразилось это в том, что «в управлениях Комитета по делам искусств и во главе учреждений русского искусства оказались нерусские люди (преимущественно евреи)». Такие же «извращения» были обнаружены в Большом театре Союза ССР, в Московской государственной консерватории, в музыкальной критике, в отделах литературы и искусства центральных газет.

В марте 1944 года в плане мероприятий по улучшению пропагандистской и агитационной работы партийных организаций, направленном Управлением агитпропа ЦК в адрес секретаря ЦК А. С. Щербакова, отмечалось, что «среди многих специальностей процент ученых основной национальности – русской – не соответствует ее историческому и политическому удельному весу.