Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я все поняла, — сказала Виктория, продолжая что-то записывать в блокноте. — Вы не материалист. Вас материальные вещи совершенно не интересуют.
— Вы правы Виктория. Сейчас я себя могу назвать антиматериалистом, — улыбнулся Александр Петрович. — Я убежден, что большинство материальных вещей человечеству не нужны, так как они направлены не на его развитие, а на деградацию, а еще на разрушение природы, разрушение того удивительного мира, в котором ему посчастливилось появиться. Может мир, в который я вскоре попаду, будет больше соответствовать миру, который часто вижу в своих снах — идеальный мир, где не будет места разрушению, ненависти, корысти и страху, где человек любит и понимает, принимает и оберегает, сострадает и покровительствует, мир, в котором человек живет не ограниченным разумом, а безграничным сердцем.
— Вы верите в жизнь после смерти? — Виктория оторвалась от блокнота и посмотрела на старика.
Александр Петрович устремил взгляд на Днепр и задумался. Какое-то время старик молчал, обдумывая ответ на вопрос девушки. Молчала и девушка, давая ему возможность подумать над ее вопросом. Наконец-то старик отвернулся от реки, в красоте которой, казалось, искал вдохновения и произнес:
— Я не знаю. Мне кажется, что жизнь после смерти невозможна. В мире нет ничего постоянного, все циклично и бесповоротно, что-то умирает, что-то рождается, но ничего не остается навеки.
— У меня есть подруга. Она буддистка. Как-то мы с ней общались на тему религии, так она убеждена в том, что жизнь после смерти существует, возможно, в ином теле, но существует.
Улыбка тронула губы Александра Петровича.
— Я не являюсь последователем какой-либо религии, разве что религии под название «сердцежитие». Но насколько я знаю, такой религии не существует, а если и существует, то только в моем воображении и я ее единственный последователь. Мне хотелось бы верить в то, что жизнь после смерти возможна, но чувствую, что это не так, по крайней мере, если она и существует, то не в этом мире и не в этом теле. В этом мире мы живем только раз, и что-то подсказывает мне, что так и должно быть. Не должно существовать вторых жизней, как и вторых шансов. Мы приходим в этот мир один раз и за это время должны успеть сделать все для того, чтобы достичь совершенства человечества организма.
— А как же слова «достичь совершенства невозможно»?
— Эти слова сказал человек, руководствуясь убеждениями своего ограниченного, погрязшего в роскоши и невежестве, разума. Если природа может быть совершенной, тогда почему ее дитя, человек, не может быть таким? Все движется, все меняется, также и человек может быть лучше того организма, которым является сейчас.
— Но если природа уже достигла совершенства, то, как это вяжется с вашими словами, что все движется и меняется. Нет ли здесь противоречий?
— Нисколько. Природа не статична, она не находится в постоянном состоянии. Я убежден в том, что совершенство, как и гармония, о которой многие говорят, не недвижимы, они находятся в непрерывном движении, движении, которое я назвал бы бесконечным. Совершенство — это не какой-то конечный результат, предел, после которого нет никакого развития. Нет, это не так. Как и наше сердце, совершенство безгранично, оно не имеет пределов. И это великолепно, я вам скажу, нашему развитию не будет конца.
— Но если не знать куда идти, то можно никуда и не придти, — заметила Виктория.
— О, на этот счет не беспокойтесь. Есть нечто, что не позволит вам сбиться с пути. Ваше сердце, — старик нацелил указательный палец на левую часть груди девушки. — Главное слушать его и слышать, что оно вам говорит.
— Александр Петрович, что я вам могу сказать? Да вы философ!
— Вы думаете? — улыбнулся старик. — Я же считал себя человеком, который стремиться познать истину.
— А разве вы ее еще не познали? Вы же уже делитесь истиной с людьми.
— Истина безгранична, — рассмеялся Александр Петрович. — Так же, как и…
— Также как и сердце, — закончила за старика девушка, поддержав свои слова звонким смехом. — Я уже запомнила.
— Вы совершенно правы, Виктория. Но это так и есть, чем больше я узнаю, тем больше понимаю, что то, что открывается мне — всего лишь капля в безграничном океане вселенской мудрости. А когда понимаешь это, то чувствуешь, как в тебе просыпается неукротимая, льющая через край, жажда познания, жажда настолько мощная, что ты ничего с ней не можешь поделать, ты не в силах ее утолить полностью, но ты и не хочешь этого делать, так как эта жажда питается энергией твоего сердца, а ее даже малейшее утоление доставляет ему неописуемую радость. Как же я благодарен, как рад тому, что со мной произошло! Могу ли я быть еще счастливей, чем сейчас, счастливым от осознания того, что живу сердцем!
Виктория сидела возле старика и хлопала ресницами не в силах поверить в то, что видела перед собой. Старик, которому осталось жить от силы несколько месяцев, хлопал в ладоши от радости, словно маленький ребенок. Глаза старика сияли, словно купола церквей, отражавшие солнечные лучи, а губы растянулись в улыбке настолько широкой, что их широте мог позавидовать Днепр, раскинувшийся перед глазами старика.
— Вы не шутите? Вы, правда, рады тому, что с вами произошло? Рады болезни, тем лишениям и страданиям, которые пережили? — Виктория недоверчиво посмотрела на старика.
— Конечно! Ведь не будь ничего этого, я и дальше жил бы разумом, а мои страдания были бы еще ужаснее, чем сейчас. Разве может быть что-либо хуже, чем вид человека, живущего бессмысленной жизнью, человека, думающего, что он живет, а в действительности всего лишь существует, человека, лишенного жизненного удовлетворения и счастья. Виктория, разве существуют лишения более ужасные, чем эти? Не знать, что такое удовлетворение собственной жизнью, что такое истинное счастье? Мне трудно даже представить, что есть что-либо ужаснее этого.
— Не знаю, —