Она опустошена. Ее кожа обрела пепельно-серый оттенок, седая щетка волос почернела от копоти. В горле у нее пересохло, кожа рук потрескалась и покрылась мозолями. Конец так близко, что она, пусть и без слез, плачет от облегчения. Конец – это уже хоть что-то. Ее тело сотрясают эмоции, которым она даже не способна более дать имя.

Женщина, бредущая вверх по гребню, – маленькая, и все возможные нехватки сказались на ней. Нехватка воды, нехватка пищи, недостача общения. В последнее время она говорила только с темными птицеподобными дронами, кружащими в вышине, слетающими резко вниз для проверки, не распознающими в ней угрозы. Этот мертвый пейзаж кругом – достоверное отражение того, что царит в ее душе.

Она делает маленькие шаги с необходимым минимумом усилий. Одна нога вперед, другая нога вперед. Бредет в сторону побережья. Все ее нужды легко уместятся на кончике иглы, и иголку эту без особых сожалений можно забросить в какой-нибудь стог сена.

Только теперь она поняла, кто она такая.

Оживет ли ее голос? Потрескивает – будто глотка заржавела.

Безграничная, обжигающая синева на мгновение ослепляет ее.

На вершине дюны мертвая астронавтка дрожит. Лохмотья скафандра треплет ветер. Она шатается, кажется – вот-вот упадет. Но не падает.

Впереди простерлась тонкая полоска хорошо знакомого пляжа, золотого с черными крапинками, и умиротворенная бухта с неподвижной водой, темно-синяя, облепленная водорослями по краям, испещренная глубокими приливными бассейнами. Ландшафт казался призрачным. Доступным лишь наивным глазам, горящим зеленым огнем, – тем, пред чьим взглядом горизонт, как и прежде, безграничен.

Но… здесь нет руин. Нет полуразрушенных арочных ворот океанариума. Ни одного доступного памяти ориентира.

Она медлит. Окидывает царство песка и водорослей, и все, что простерлось за ним, неспешным взглядом.

Что-то движется – там, на скалах? Можно пока не отвлекаться. Пока не отвечать на этот вопрос. И она сосредотачивается на волочении своих полусогнутых ног по песку.

Сначала одна. Потом другая. Ее взгляд уперся в собственные рваные башмаки, обмотанные окровавленными бинтами, позаимствованными у мертвеца.

И вот она на пляже. Горячие дюны пустыни так непохожи на шершавый гравийный берег.

Мертвая астронавтка поднимает глаза от ног идущей. Придется взглянуть ей в глаза. И не найти в них то, что так искомо. Так ведь?

Внутренняя дрожь не находит отражения на лице астронавтки, но она дрожит – и боится, что этот страшный тремор никогда не отпустит.

Идущая останавливается у приливного бассейна. Склоняется, чтобы посмотреть на что-то в его глубинах. Солнце скрывает ее, спасает от выжигающего взгляда мертвой астронавтки. Она прикрывает глаза дрожащей рукой. Все еще непонятно, кто эта девушка. Возможно, вообще никто. Она никого не знала. Возможно, это не имеет значения. Какой-то трюк, последняя шутка Синего Лиса. Мираж, рожденный из ее неверий и мольб, все еще блуждавших где-то в лисьем сознании.

Что же ждет впереди – узнавание или страшная пустота космических недр, возвращенная зеркальным отражением? Она ведь никогда не покидала лунную базу. Никогда не рисковала вернуться на Землю в поисках счастья, о котором она думала как о чем-то навечно закрытом от нее.

Если это всего лишь игра света… она просто отправится дальше. Заплутает где-нибудь. Будет идти до тех пор, пока не упадет, чтобы больше никогда не подняться.

Ей требуются последние крупицы мужества, чтобы продолжить. Чтобы дойти до края скал. Девушка у бассейна, кажется, не подозревает о ее присутствии. Мертвая астронавтка уставилась на свое отражение в приливных водах, как будто ей было больно смотреть прямо.

Все эти прекрасные создания в приливных бассейнах. О которых Компания никогда не узнает. Которых Компания никогда не коснется. В их силах создать что-то новое, что-то вечное. Вернуться в море. Процветать и размножаться. Как это все странно, но в то же время – мудро и чутко. Любящий бог позаботится о них. Бог, который достаточно умен, чтобы со временем удалиться.

Девушка выпрямляется, напрягается – заметила, что кто-то смотрит. На ней очень старый плащ, и волосы у нее короткие – совсем не такие, какими запомнила их мертвая астронавтка. Девушка поворачивается, но даже так солнце скрадывает черты ее лица.

Мертвая астронавтка – вещь неодушевленная, ничем не лучше топляка, разве что топляк обретает-таки покой рано или поздно. Но она не отводит взгляда.

Девушка приближается, из солнечного ореола выступая в обычный смертный свет. Неужели… правда? Она сомневается. Сильные сомнения гложут ее, но если они правы – к чему все это? Осознание того, что она столь многое позабыла о своей любви, причиняет страдания.

– Ты меня знаешь? – говорит она девушке, что стоит перед ней. Она даже не знает, произнесла ли хоть слово. Она трепещет от яркого света, льющегося отовсюду, всепроникающего, от которого ничто уже не утаишь. Разве может она знать ее? Ее никто не знает уже много лет.

– Мосс?

Что-то незнакомое в лице девушки толкает мертвую астронавтку на этот вопрос. Что-то, чему нет места в памяти.

– Извините, но я не Мосс, – откликается девушка. – Меня зовут Сара.

Должно быть, лицо мертвой астронавтки выдало ее.

– Сара. – В этот раз – тверже. Блеск этих зеленых глаз, уверенность, в них живущая. Ужасно. Пусто. Безотрадно. Упав, мертвячка рассекает ладони о кораллы и скалы. Но – радуется боли, виду крови, холодному прикосновению воды.

Девушка тут же оказывается рядом, хватает ее – телесный контакт навевает куда больше воспоминаний, чем голос.

– Простите-простите! Я не хотела… честно… – Ее голос срывается в бормотание. Точно не она. Но от простой встречи с таким же человеческим существом на душе все же ощутимо легче.

– Вы давно так идете? У вас такой вид…

Астронавтка издает смешок – сухой, резкий.

– Не так давно. Недавно.

– А Мосс, подруга ваша… она жила здесь?

– Давным-давно. Когда-то.

– Она много для вас значила. – Это не вопрос.

Астронавтка кивает. Она не может заглянуть в голову Сары. Странное это чувство – одурение пополам с облегчением.

– И я похожа на нее? – озадаченно спрашивает Сара, будто решая загадку.

– О да.

Сара медлит, будто оценивая про себя некие риски.

Затем – обнимает мертвую астронавтку, пусть мягко, но крепко. Она не обязана, в конце концов, и астронавтка даже противится ей, пробует вырваться, но потом – обмякает. Нет больше сил быть сильной.

– Давайте я принесу вам что-нибудь поесть. И воды, – говорит Сара. – Ждите здесь, я сейчас вернусь!

Она уходит, и мертвая астронавтка старается не цепляться за нее и сохранить хоть какое-то чувство собственного достоинства. Нет смысла умолять ее задержаться. Надо проявить доверие.