Вся вода, выпавшая ночью с дождем, утекла сюда по рытвинам, проборожденным зубчатыми полозьями. Раны на теле земли закрыл нанесенный ручьями дерн. Отражая глубокое небо Элен, безмятежные отныне волны озера начали отливать чистой голубизной, поэтому оно получило новое имя – Халлан-кёх, что значит Небесно-голубое. Постепенно сквозь каменистые пласты в озерной впадине выбьются стрелки прямой придонной травы с удивительным лазоревым оттенком. У рыбы, которая в обилии появится здесь, чешуя будет блестеть особенно ярко – как серебро в глядельце.

…Боль окрасила веки Модун в цвет ольховой коры, начертила морщины у глаз. Мост-радуга над Великим лесом понемногу тускнел.

«Я сама вырастила сына для цели, и он ее достиг, – думала женщина. – Отчего же теперь скорбь моя кажется мне огромнее неба?..»

Модун почудилось, что витязь махнул ей рукой. Она тоже замахала обеими руками:

– Болот, Болот! Как мне жить теперь?!

– Сыновьями Олджуны! – донеслось до Модун из далекого далека. – Ты станешь учить их воинскому мастерству – это твоя новая цель! Тот, кому дадут имя Сюр, вырастет славным кузнецом и воином, а второй – Хан – то есть Кровь, – великим воином. Ты, наставница, будешь гордиться ими по праву! Имя Хан не раз повторится в ратных веках!

Она печально качнула головой: чего только ни примерещится с горя…

– Прощай, матушка. – Ботур ласково кивнул ей и поскакал по бледному уже мосту в небесное безбрежье, к Кругу Воителя, где новое братство встретило его приветными копьями зарниц…

А на Орто, кроме песен о герое именем Меч и мече-Человеке, что победили демона и дьявольскую Самодвигу, остался отпечаток на речном утесе – гарцующий на коне витязь.

* * *

Новую чашу-горшок Хозяйки вылепили перед восходом. Чаша получилась ровная, гладкая, с витым узором по краю горлышка. Пройдет обжиг и станет веселой, с солнцем в боках. Вторая Хозяйка склонилась над сырым изделием и заглянула в него.

– Что ты там видишь? – нетерпеливо спросила Третья.

– Горшок еще темный, – уклончиво ответила Вторая. – Ты помоложе меня, может, тебе лучше откроется.

Третья, дрожа от волнения, нагнулась над широким горлышком и, чуть помедлив, воскликнула:

– Вижу!

– Что, что, говори! – дернула ее за рукав Вторая.

– Капелька напишет на чаше хорошее завещание потомкам нашего народа. Расскажет об алахчинах и предупредит, чтобы чтили девять священных заповедей и следили за глазами ночи.

В своих разговорах почтенные старухи все еще называли повзрослевшую Айану Капелькой.

Вторая сказала:

– Это правильные слова для тех, кто придет после. Странник уничтожен в нашем Круге, что вовсе не значит, будто он отступил от Орто и не будет пытаться завоевать Землю в другие века.

– А еще я вижу нежные былинки на холме-близнеце над Крылатой Лощиной, где похоронена Эмчита, – продолжила Третья. – Земная душа матери Сандала всходит там злато-корнем.

– Зелье Эмчиты против Сковывающего недуга, настоянное на злато-корне, Нивани собирается дать сегодня Илинэ и Атыну, – заметила Вторая. – Они слишком много времени провели в Котле. Может, шаману удастся вылечить и тонгота, к которому болезнь перешла по наследству.

– Надо бы сказать Нивани, чтобы поискал растение на холме!

– Найдет и без подсказок…

Вторая поставила горшок на видное место рядом с чашей алахчинов. Умница Капелька все сразу поймет.

Старухи молча уселись завтракать. Белая земляная сметана была заправлена сладкой мучицей сарданы и сдобрена маслом. Этой странной пищи оставалось ровно столько, сколько они могли и хотели съесть в последний раз.

«Время Хозяек прошло», – горько вздохнув, подумала Третья.

Вторая послала бодрую мысленную стрелу:

«Ну что ты, только начинается! Капелька, Илинэ, Олджуна – чем не Хозяйки?»

«Ты с ума сошла! – возмутилась Третья. – Они же зеленые девчонки!»

«Эти девчонки прошли Посвящение, устроенное каждой из них Дилгой… Кого бы ты назвала Главной?» – миролюбиво спросила Вторая.

«Конечно, Капельку, и тебе прекрасно известно почему. – Третья помедлила в нерешительности. – Нет, наверное, Илинэ. У нее самый сильный дар. Он как ытык равновесия. Ее джогур собирает прошлую и будущую жизнь в настоящей. К тому же алахчины предвидели появление на Земле Илинэ. Они знали о ней как о наследнице и носительнице их потерянного огненного учения».

«А я думаю, Главная – Олджуна, – мягко возразила Вторая, и глаза ее увлажнились. – Молодая женщина столько выстрадала! Она лучше всех чувствует землю, пальцы ее чутки к скудели и умеют лепить… Впрочем, самый большой джогур на Орто – это когда в человеке живет небесный огонь. А он в равной степени есть у всех троих».

«Ну-у, так мы дойдем до того, что ты определишь в Хозяйки Лахсу, Урану, Модун!»

«Почему бы и нет?»

«Э-э, сами решат», – отмахнулась Третья и фыркнула вслух:

– Небесный огонь! По мне он – сплошное беспокойство и надсада сердца.

– Зачем кощунствуешь? – огорчилась Вторая. – В тебе тоже много огня… Иначе не стала б Хозяйкой.

В последний раз сами собой взлетели вверх вычищенные мисы и остальная посуда с полки. Старухи сидели с непроницаемыми лицами, пока о каменно утрамбованный пол одна за другой разбивались вдребезги глиняные мисы и чаши. Потом на пол бросились деревянные лопатки разной величины, печатки для узоров, все нехитрые приспособления горшечниц. Снасть тоже сломалась, раздробилась, сокрушилась в щепы… Метла подскочила и подмела остатки в два больших треснутых горшка. Хозяйки разом встали.

«Пора, Третья».

«Пора, Вторая…»

Подхватив горшки с осколками и мусором, они вышли во двор, где возле их любимой рябины темнели недавно вырытые продолговатые ямины. Расколотая посуда послушно приткнулась в изголовьях открытых березовых колод. Широкие берестяные полотна заботливо и старательно закутали старух так, что не стало видно ни ног, ни голов.

Лежа в колоде, Третья заплакала внутри себя.

«Мы вернемся?»

«Не сомневайся». – В ответе Второй чудилась усмешка.

«Смотрела на Капельку и не видела в ней нашу Главную, – всхлипнула Третья. – Капелька совсем не она… Неужели мы тоже придем другими?»

«Разве тебе не интересно прожить новую жизнь? Неизвестно, станем ли мы в ней Хозяйками. – Вторая засмеялась. – А вдруг ты будешь простой хозяйкой большой семьи, преданно любящей домочадцев? Либо тебя осчастливит великая любовь к человеку-мужчине и ты наконец познаешь настоящую земную страсть».

«Да, – рассеянно согласилась Третья. – Может, осчастливит. Или сделает глубоко несчастной».

«Прощай».

«Прощай», – откликнулось отлетающее эхо. Захлопнулись тяжелые крышки колод. Над яминами вознеслись приготовленные сбоку земляные пласты. Опрятные холмики выросли с двух сторон рябины.