Узнав, что нас похитила Татьяна, он совсем помрачнел. Хотя я многократно возблагодарила Господа, что всю эту кашу заварил не безумец Келли, вынуждена признать, что шпионки по кличке Соболь я боялась не меньше. Годфри же явно считал русскую самым страшным врагом, но ведь он не прошел весь тот путь, что пришлось проделать нам с Ирен в Париже.

Мы все еще обсуждали опасность ситуации, в которой оказались, когда раздался стук в дверь.

Прервав беседу, мы с тревогой уставились друг на друга. Татьяна, конечно же, не стала бы стучать, вздумай она вернуться, ведь раньше она гуляла здесь как некоронованная Королева мая[61] (хотя сейчас было начало июня).

Годфри, конечно, взял инициативу в свои руки и поднялся, чтобы ответить на стук. Я на мгновение забеспокоилась, что кто-то станет свидетелем нашего уединения и сделает неприятные предположения о присутствии джентльмена в моей комнате. Однако, подумав, я решила, что для заключенных вполне естественно сговариваться между собой и только безумный ум сможет неверно истолковать наше тесное общение.

Хотя Татьяна как раз была явно сумасшедшей.

Пока я дискутировала сама с собой, Годфри вернулся в сопровождении миниатюрной брюнетки, одетой в простое темное платье с форменным белым воротничком личной прислуги. Прекрасная темная фея сделала реверанс и заговорила по-английски с французским акцентом:

– Мадам Татьяна говорит, что вам необходимо переодеться к ужину, как и месье. Это для вас. Ужин в восемь.

То, что я приняла за стопку постельного белья, по-видимому, являлось платьем. Или вроде того. Не было никакого смысла отвергать дар в присутствии посланника, так что я кивнула на длинную скамейку подножия кровати:

– Спасибо…

– Миньон, – представилась брюнетка, склонившись в еще одном реверансе, после чего направилась к выходу.

– И долго ли, – спросил Годфри, резко остановив ее, словно направил на нее пистолет, – вы уже с мадам?

– Я с мадам?..

– Давно ли вы ей служите?

– Deux ans. Два года. – Она подняла пару пальцев, чтобы мы не сомневались.

– В Лондоне тоже, да? – уточнила я.

– Oui[62]. Еще с Будапешта.

С этими словами она вновь сделала реверанс – по-видимому, мадам Татьяна требовала соблюдения этикета, – и вышла.

– Отличная работа, Нелл! – Годфри впервые улыбнулся с момента встречи с ненавистной русской. – Итак, наша хозяйка бывала в Лондоне и раньше, а наличие французской горничной говорит о том, что она и Париж почтила своим присутствием.

– Что французская горничная делает в заброшенном замке?

– По-видимому, то же самое, что в Лондоне и Париже. Что она тебе принесла?

– Ох, даже смотреть не буду. Я не собираюсь в угоду Татьяне участвовать в маскараде.

Годфри прошел через комнату, чтобы осмотреть платье:

– Думаю, выступление в качестве послушных пленников может нам пригодиться. Должен сказать, на мой вкус это больше похоже на портьеры, чем на одежду.

– Отвратительный рисунок. Напоминает сказку братьев Гримм о девушке, которая провалилась в яму с пауками, змеями и другими ползучими тварями.

– Да, я вижу. Узор из стрекоз, камышей и множества павлинов, расшитых синими, изумрудно-зелеными и золотыми нитями. Дорогая работа, я уверен.

– Похожа на те примитивно-вульгарные одеяния, которые носит сама мерзавка, и этого более чем достаточно, чтобы избегать подобных нарядов пуще власяницы.

– А вот и нет, Нелл. Татьяна даже здесь хочет претендовать на элегантность. Мы больше узнаем о ней, если будем потакать ее желаниям, чем если бросим ей вызов.

– И ты наденешь вечерний костюм, как она потребовала?

Адвокат пожал плечами:

– Почему нет? Меня взяли в плен вместе со всем багажом. Хотя сдается мне, что женщина, которая привозит в полуразрушенный замок в глуши французскую горничную, лишь демонстрирует собственную уязвимость.

– У нее, безусловно, слишком много времени и денег, – проворчала я, поднимая тяжелую мантию. С тем же успехом я могла бы управляться с жесткими надкрыльями огромного экзотического жука. Меня пробрала дрожь от холодного металлического прикосновения сверкающей ткани.

Годфри скептически наблюдал за мной.

– Не знаю, как уложить волосы без гребня и щетки, – пожаловалась я, – но постараюсь выкрутиться, чтобы составить тебе достойную пару.

– Главная цель – не разозлить Татьяну. Чем дольше мы сумеем играть в ее игру и делать вид, будто мы ее гости, тем больше сможем узнать о том, сколько приспешников она привезла с собой.

– Может быть, все они столь же безобидны, как французская горничная.

– Боюсь, что нет. – Годфри взглянул на темнеющее окно и сверился с карманными часами: – У нас есть час. Я предлагаю тебе начать прямо сейчас, пока не стемнело, чтобы потом не возиться с платьем и прической при свете свечей. – Он остановился на пути к двери: – Но у тебя столько синяков… ты сможешь одеться сама? Я в свое время помогал Ирен и запросто смогу затянуть шнурки через щель в двери.

– Это самое деликатное предложение, которое мне довелось получать, Годфри, но уверена, что справлюсь сама.

Я не стала упоминать, что видела Татьяну раньше, когда она еще танцевала в русском балете. Насколько мне удалось заметить, она постоянно обходилась без корсета, как время от времени поступала и Ирен. Так что у меня были основания надеяться, что предложенный мне наряд не включает ограничивающих движение приспособлений. Но конечно, я не могла сказать об этом Годфри: даже в самой опасной ситуации лучше не поощрять размышления джентльменов о деталях женского нижнего белья, пусть они и прекрасно осведомлены об этих деталях, как, по-видимому, осведомлены Годфри и Квентин.

И все же, разобрав ворох принесенных одежд, я покраснела от стыда.

Лиф и панталоны, но никакого корсета. Я оглядела надетые на мне крестьянскую блузку, юбку и широкий расшитый корсаж на шнуровке. Возможно, под платьем он послужит мне вместо корсета. Уж очень мне хотелось продемонстрировать Татьяне талию тоньше ее собственной!

Чувствуя себя кроликом, присваивающим сброшенную змеиную кожу, я все же не могла не признать, что тонкий шелк и кисея одолженного платья намного приятнее моей измученной коже, чем грубые крестьянские тряпки, которые пришлось носить раньше.

Если я когда-нибудь вернусь в Париж – вернее, когда я вернусь в Париж, – возможно, я еще удивлю Ирен, посетив модный дом Ворта на рю де-ля-Пэ и прикупив несколько возмутительно дорогих нарядов!

Платье оказалось именно таким, как я и ожидала: восточный балахон в стиле Сары Бернар, увитый дорогостоящей золотой тесьмой и перехваченный тяжелым поясом с медными и латунными деталями, который уместно смотрелся бы разве что на плакате Альфонса Мухи. Мне подумалось, что его даже копьем не прошибешь.