Я вздрогнула от непреднамеренной меткости использования американского выражения «смертельно опасный район». Ирен нарисовала еще один крест на карте:

– Третья. Элизабет «Долговязая Лиз» Страйд, на углу Фэрклоу и Бернер-стрит. – Примадонна отметила третий крестик и отступила от карты, чтобы изучить ее: – Эти три точки образуют перевернутую пирамиду, почти равносторонний треугольник. Где четвертое место, Квентин?

Тот прочитал из телеграммы:

– Кэтрин Эддоуз, на Митр-стрит, около Олгейта.

Ирен нарисовала двойную «ХХ»:

– И рядом с тем же местом была обнаружена надпись на стене о евреях. Посмотрите, точка, где нашли Эддоуз, почти напротив Страйд, если двигаться с востока на запад, но очень, очень далеко. Эддоуз была той ночью второй жертвой Потрошителя, перед тем как он, по-видимому, перешел к начертанию двусмысленных каракулей о евреях. – Она нахмурилась над группой крестиков: – Четыре отметки уже есть, и если их соединить, получится прямоугольник, хоть и несколько искаженный. Мне кажется, здесь есть какой-то смысл. Однако геометрия вряд ли является областью интересов Джека-потрошителя. – Примадонна разочарованно покачала головой. – Ладно, давай номер пять.

Квентин посмотрел на карту, потом на телеграмму и снова на карту:

– Дорсет-стрит. Мэри Джейн Келли. Почти прямо на северо-восток от места убийства Эддоуз, хотя между ними лежит сетка запутанных улиц. Это Мэри Джейн порезали на куски?

Ирен кивнула:

– В ее собственной комнате. У Потрошителя была куча времени, и он разобрал жертву на части, как поросенка на рынке.

– Теперь у нас пять точек на карте, – сказала я, – и они до сих пор не имеют смысла.

– Точки на карте никогда не имеют смысла, пока они не связаны между собой, – задумчиво произнесла примадонна. – Квентин? Тебе прежде уже случалось ломать голову над картами.

Он кивнул и одновременно пожал плечами.

– Четыре из ключевых отметок группируются, я бы сказал, слева от центра, три из них обозначают места преступлений. Это Энни Чэпмен, вторая по счету… Мэри Джейн Келли, пятая… Кэтрин Эддоуз, четвертая… наконец, граффити на Гоулстон-стрит. Эддоуз дальше всего к востоку от оставшихся четырех. Но посмотрите, как заехало на запад первое место преступления, Николз. Стоит особняком, как и место убийства Страйд, тем не менее на Страйд и Эддоуз напали в одну и ту же ночь.

– И никакого прямого, простого пути между ними, – указала Ирен.

– Два убийства и надпись на стене за одну ночь почти доказывают, что здесь поработал не один человек, – заметила я.

– Не один Джеймс Келли, конечно, – мрачно сказала примадонна.

– Шесть отметок, – кивнула я, – если считать надпись за отдельную точку. Четыре из шести левее центра. Очевидно, здесь нет никакой символики. В Париже благодаря элегантной реконструкции даже в расположении улиц соблюдается ясная и четкая геометрия, а Лондон все еще пребывает в средневековом хаосе. Имейте мужество признать факты.

Этот комментарий, казалось, лишь подзадорил Ирен доказать мою неправоту. Она схватила ручку из шкатулки для почтовых принадлежностей, обмакнула ее в хрустальную чернильницу и приспособила в качестве лекала край телеграммы.

От первого места убийства до четвертого моментально появилась жирная черная диагональная линия.

Вращая край телеграммы, примадонна нарисовала вторую диагональ от пятого места преступления к третьему, от Николз до Эддоуз, от Келли до Страйд.

Теперь уже я не могла отрицать очевидное. Линии образовывали гигантскую букву «Х», такую же, как в Париже.

– Любые точки на карте можно соединить крестом, – возразил Квентин. Он не видел нарисованную нами схему парижских убийств, где «Х» пересекалась с «Р» в виде «Хи-Ро», монограммы Христа. Такая же отметка встречалась на стенах и потолках парижских катакомб, где собирался связанный с Келли тайный культ.

Ирен уклончиво кивнула и скривила губы. Она приставила край телеграммы к верхней части карты, где находилось второе место преступления в Уайтчепеле – последний приют Энни Чэпмен на Ханбери-стрит.

Затем она повернула край бумаги влево, потом вправо:

– Где мы нарисуем последнюю вертикальную черту? Здесь нет южных точек, чтобы скорректировать ось. Если я проведу ее прямо вниз, она пересечет диагональные линии вне центра и создаст между ними пустой треугольник. – Она нахмурилась, недовольная фигурой, которая выходила по ее расчетам. – Однако если… отклонить вертикаль направо, вдоль лежащих под углом траекторий Брик-Лейн и Осборн-Плейс… если изогнуть ее наподобие рукописных букв, идущий вниз штрих пересекает две диагонали в точке их соединения… и теперь у меня получилась изолированная переулками секция над Уайтчепел-Хай-стрит, которая создает верхнюю часть буквы «Р». Ханбери-стрит на востоке изгибается к Грейт-Гарден-стрит и ограничивается нижней частью Олд-Монтегю-стрит, встречая там Брик-Лейн и замыкая полукруг.

Мы с Квентином Стенхоупом уставились на конструкцию из чернильных линий и тихо советовались друг с другом. Он не видел аналогичного символа, нарисованного на карте Парижа, который помнила я, но сходство было жутким.

Ирен дотянулась до папки и достала другую карту. Еще один город, Париж, с «Хи-Ро», нарисованным поверх схемы улиц рукой Нелл.

– Боже! – Квентин наклонился над картой со смесью отвращения и восторга, будто на столе и впрямь лежало мертвое тело. – Знаки так похожи, что у меня даже мурашки по спине пробежали. Каким же ничтожеством надо быть, чтобы совершать столь жестокие убийства по строгим правилам геометрии?

– Геометрия тут ни при чем, – сказала Ирен приглушенным голосом, – как часто случается в жизни. Вопрос в том, кто станет убивать, пользуясь символом Бога?

Мне пришел в голову только один ответ, но я не решалась произнести его вслух, опасаясь выставить себя дурочкой, хотя Нелл на моем месте ни секунды не колебалась бы, назвав имя убийцы.

Дьявол.

Какой мучительный выбор!

Что я предпочла бы: руку Джеймса Келли со складным ножом у меня возле горла или же роль узницы таинственной дамы-шпиона, которая называет себя Татьяной? На мою долю выпало и то и другое.

Я не стала просить Годфри разрешить мои сомнения.