Ее руки соскользнули с лица Ниты, а глаза засияли.

– А теперь посмотри на себя! Мне не о чем волноваться. Когда дела пошли из рук вон плохо, ты стала только жестче.

Мать хлопнула ее по плечу, и Нита дернулась вперед от силы удара.

– Что?

– Ты все сделала прекрасно. – Взгляд матери был нежным. – Теперь я понимаю, что могу перестать быть такой приставучей и постоянно защищать тебя. Должно быть, я душила тебя, неудивительно, что ты обижена.

– Я не…

Мать фыркнула.

– Еще как. Я не понимала глубину твоей обиды до тех пор, пока ты не сбежала тогда.

Нита сглотнула.

– Прости за это.

– Ерунда. Тебе нужно было показать, на что ты способна. Я понимаю. – Мать посмотрела в небо на что-то далекое. – Думаю, эту фазу проходят все подростки.

Нита склонила голову.

– Полагаю, это так.

Внезапно Нита почувствовала тепло на своей руке. Она подняла глаза и увидела, что рука матери покрывает ее руку.

– Просто помни: если захочешь вернуться, дом тебя ждет. Твой стол для препарирования всегда готов.

Нита открыла рот, но не произнесла ни слова. Она немало ошибалась насчет своей матери, всегда предполагала худшее, всегда уклонялась от ее влиятельного контроля. Всегда сомневалась, ища основания, чтобы очернить ее.

– Спасибо, – задохнулась Нита, слова с трудом вырвались из ее охваченного спазмом горла.

Мать улыбнулась.

– Пожалуйста. Я твоя мама. И я тебя люблю. Если что-то понадобится, просто попроси.

Нита чуть не спросила, можно ли вернуться домой прямо сейчас. Она могла бы переложить на кого-то другого дела с черным рынком, кто-то другой защищал бы ее. Нита могла свернуться калачиком в своей постели и спать, а еще анатомировать сколько душе угодно. Было бы так просто. Так просто.

Ее ничто не сдерживало. Она доказала, что может работать самостоятельно. Она убила своих врагов. Остался только Фабрисио, которого, вероятно, уже давно и след простыл. А мать могла помочь ей выследить его.

Во внешнем мире у нее никого не было.

Ковит ушел.

От воспоминания к глазам Ниты подступили слезы. Она даже начала распутывать клубок связанных с этим эмоций. Затем глубоко вздохнула.

– У меня есть вопрос, – голос слегка дрожал.

– Какой?

Нита подняла глаза и встретилась взглядом с матерью.

– Что ты знаешь об убийстве отца и о вампире?

Лицо матери тотчас стало непроницаемым.

– Нита…

Нита вздохнула.

– Так я и думала.

– Это сложный вопрос.

– Тогда объясни.

Мать покачала головой.

Нита кивнула и встала с лавочки.

– Спасибо, мам. За то, что вытащила меня из участка. За то, что пришла сюда ради меня. – Она смахнула с джинсов листок. – Буду на связи. Пока. У меня еще есть дела.

Вернуться домой было бы слишком просто. По своему опыту Нита уже знала, что легкое решение никогда не бывает правильным. За легкими решениями можно спрятаться, позволив другим решать за себя.

Нита этого не хотела.

Что бы ни говорила мать о заботе, что бы ее слова ни значили для Ниты, она оставалась тем же человеком. Человеком, развязавшим некую войну с отцом Фабрисио и не делившимся информацией об убийце отца. Человеком, который столько лет терроризировал Ниту, преследовал ее в ночных кошмарах. Добрые слова не могли стереть факты.

Кроме того, у Ниты и правда были дела.

Фабрисио все еще оставался на свободе, и она хотела разобраться с ним сама. Теперь она не собиралась что-то доказывать матери. Она просто не хотела, чтобы та решала ее проблему. Нита хотела сделать все по-своему.

А после Фабрисио она приступит к зеброполосому. Убийца ее отца возмездия не избежит, и неважно, что Ните придется совершить для этого.

А вот когда вся кровь, которую нужно пролить, прольется, когда ее месть осуществится, когда враги обратятся в пепел, она наконец начнет жить.

Нита хотела построить свою жизнь. Жизнь, в которой будет ходить в школу. В которой будет знать больше людей, чем одну мать. В которой, если Ковит вернется, она сможет видеться с ним, не опасаясь, что он будет убит, когда мама вернется домой. Потому та никогда не должна узнать о Ковите.

Мать сжала ее руку.

– Я всегда рядом, если понадоблюсь.

Нита кивнула, по-прежнему не в силах что-то сказать. Ее глаза горели от слез, и она не знала почему.

Наконец она прошептала:

– Я люблю тебя, мама.

Мать встала и обняла ее.

– Я тоже люблю тебя, Нита.

Нита надолго погрузилась в тепло ее объятий, затем наконец отстранилась, судорожно вздохнув. Она кивнула матери, так и не обретя дар речи, затем тихо развернулась и ушла.

Нита вернулась к дому Адэра на трамвае. Примерно на половине пути она поняла, что опять забыла забрать у матери паспорт, и злобно отругала себя. Но теперь ничего поделать было нельзя. Придется написать ей на электронную почту и назначить время, чтобы забрать его позже.

Нита переключила внимание на более насущные проблемы: Фабрисио.

Слова Адэра звучали в ее голове: почему Фабрисио продал ее? Месть? Тогда почему бы ему не преследовать ее мать? Деньги? Но, как сказал Адэр, он был наследником очень богатого и очень влиятельного человека.

Фабрисио говорил, что хочет новую жизнь, хочет исчезнуть с помощью защитной программы МПДСС. Тогда она решила, будто это очередная ложь, призванная скрыть его связь с отцом, чтобы он выглядел хорошим парнем в ее глазах.

Но опять же зачем рисковать всей затеей с МПДСС, чтобы продать Ниту? МПДСС позаботилась бы о нем. Ему не требовались деньги, чтобы получить их защиту. Пойманная в ловушку, Нита на самом деле снижала его шансы, если бы она выбралась и если бы МПДСС конфисковали ее телефон.

Тогда почему?

Ее мысли ходили по кругу, на мгновение снова остановились на аргентинско-чилийских военных действиях. Но она быстро выбросила это из головы.

Если бы он сделал это из национальной ненависти, Нита наверняка заметила бы и другие подтверждающие это признаки. Он отпускал бы надоедливые колкости в адрес чилийцев, как это делал ее отец в отношении аргентинцев, когда они, например, бывали на футбольных матчах.

Нет, какой бы ни была причина, по которой Фабрисио предал ее, за ней скрывалось что-то гораздо более сложное и опасное. Нита вспомнила тот момент в машине, когда сказала, что сделает все, чтобы выжить, а он ответил, что поступит так же. Тогда он признался: это он продал ее, но также признался и в своем отчаянии.