Думаю, ты уже читала в новостях о разорении «Снупа». Проклятые капиталисты-стервятники. Пока ты на коне, они лезут без мыла в ж…, а когда в них по-настоящему нуждаешься, шарахаются как от прокаженного.

Если бы Ева была жива, она бы наверняка съязвила: «Я тебя предупреждала». Но Евы нет, и, значит, я не могу доставить ей даже столь малого удовлетворения.

Я раздобыл твой электронный адрес из пользовательской базы данных, прежде чем нас заблокировали. Нехорошо, да. Не сдавай меня. Послушай, я хотел сказать… а, чтоб его! Сам не знаю. Прости — и прочая ерунда в том же роде. Прости за все, что с тобой приключилось, а главное — прости за мои идиотские высказывания об Алексе и Уилле. Мне не дает покоя тот день в шале, когда я понял, кто ты, и… в общем, понимаешь, я не могу взять свои слова обратно, но я ведь так и не попросил за них прощения. Вот, делаю это сейчас.

Я не очень-то умею приносить извинения. Практики у меня маловато, честно говоря, поэтому я лучше сразу в лоб. Прости меня. Алекс и Уилл были хорошими ребятами. Они не заслужили того, что с ними случилось, и ты тоже не заслужила. Я жутко сожалею о своих намеках — не знаю, слышала ли ты их, тебя в тот момент не было в комнате, однако я сгоряча наговорил гадостей, чем совершенно не горжусь.

Вот ведь какое дело: теперь, спустя время, когда дым развеялся и мне пришлось со многим примириться, я понимаю. Понимаю, что происходит с человеком после потери близких. Ева… Эллиот… они не являлись родственниками, но были мне родными. Мы с Эллиотом прошли через все «радости» частной школы, а Ева… не знаю, трудно объяснить. Даже после расставания наша связь не разорвалась.

Так что я теперь понимаю. Понимаю, почему ты не рассказала нам. Почему не смогла уехать.

Я думаю о них постоянно. Об Эллиоте, чье вскрытое тело лежит в каком-то французском морге. О Еве, которая по-прежнему где-то в горах, замерзшая и неподвижная, словно Спящая красавица. Об Ани тоже, нередко. Проклятье.

В общем-то на этом все. Только скажу еще один, последний раз.

Прости.

Тофер.

PS. Еще кое-что. Тот файл — я передал его полиции. В конце концов, такое решение показалось мне правильным. И, хочешь верь, хочешь нет, сделал я это на прошлой неделе. До банкротства. «Снуп» разорился не из-за материалов Евы — я бы с радостью свалил все на них, но они тут ни при чем. Я хочу, чтобы ты знала.

Я заканчиваю читать и с удивлением понимаю, что щеки у меня мокрые от слез. И хотя в голове ни единой мысли, я нажимаю «Ответить» и долго сижу, держа пальцы над клавиатурой. Затем печатаю. Всего пять слов. И я очень надеюсь, что так и будет.

Дорогой Тофер, все будет хорошо.

— Ох, дорогуша… — Руки Дэнни обвивают мою шею, он утыкается мне в плечо. — Буду по тебе скучать, корова ты моя глупая…

— И я буду по тебе скучать.

Я тоже обнимаю Дэнни, чувствую его сильные, крепкие плечи под пуховиком, вдыхаю неизменный запах французской кухни — томящегося в вине густого рагу, топленого масла, пассерованного чеснока и прочих вкусностей.

— Ты справишься?

Я киваю. Потому что впервые за долгое время верю — я справлюсь.

— Мне нужно ехать домой.

Я имею в виду не домой в Сент-Антуан, а домой в Англию, где горюющие родители Уилла и моя собственная семья терпеливо ждут, пока я примирюсь со своими призраками.

Я долго была с ними наедине, слушала голоса Уилла и Алекса у себя в голове, пыталась принять случившееся, то, что я натворила, — принять ответственность за произнесенные мною четыре слова: «Давайте съедем с трассы».

Пока я лежала в снегу рядом с Лиз, пока ее жизнь утекала сквозь мои пальцы, ко мне пришло понимание — я не могу больше бегать от себя. И ничего в этом страшного нет.

— Ну а ты справишься? — спрашиваю. К нам приближается автобус, уже слышен в отдалении шорох зимних шин по заснеженной дороге. — Что будешь делать? Попробуешь найти работу в другом шале?

К моему удивлению, Дэнни слегка розовеет. Кончики ушей, едва видимые из-под вязаной шапки, наливаются розовым цветом.

— Ну… Я, в общем, ну, меня уже ждет место.

— Серьезно?!

— Ага. — Дэнни смущенно кашляет. — М-м, помнишь отель, куда нас поселила полиция?

— С ужасным кассуле? Конечно, помню.

— Ну вот, они уволили шефа. А за меня… в общем… да… замолвил слово приятель.

— Приятель? — Я расплываюсь в широкой улыбке. — Приятель, значит? Случайно, не сексапильный ли Эрик, сын хозяйки? Месье Пина Колада из «Petit Coin»?

Дэнни заливается густой краской, я не могу удержаться и тычу его в ребра. Он хохочет.

— Ох, Дэнни, что же ты сделал, чем заслужил такую милость?

— Не твоего ума дело. — Его щеки горят, он сердится и ухмыляется одновременно, весь излучает счастье. — Небольшая протекция никому еще не вредила.

— Сильно сомневаюсь, что протекция имела место, — парирую я. — Одна ложка твоего кассуле — и Эрик душу продаст, только бы тебя не уволили.

Мне хочется знать больше. Хочется знать все, а автобус уже здесь, и времени нет. Я целую Дэнни в щеку, он поднимает мой чемодан и вручает его парню, загружающему багаж.

— Приглядите за ней, — говорит по-французски водителю, пока я осторожно взбираюсь по ступенькам, уже без костыля, но еще в гипсе. — Она не такая крепкая, как кажется.

— Bien sur[14], — заверяет водитель и подмигивает мне.

Я сажусь и тут слышу — Дэнни на улице что-то мне кричит. Приоткрываю маленькую форточку наверху толстого окна, становлюсь коленями на сиденье и спрашиваю в отверстие:

— Что такое?

— Забыл сказать — установи «Сэмпл»!

— «Сэмпл»?

— Это новый «Снуп», подруга. Даже лучше. С-Э-М-П-Л.

— «Сэмпл». Поняла, — кричу.

Автобус трогается, и я закрываю окно. Машу Дэнни, он машет в ответ, шлет воздушный поцелуй. По моей щеке сползает слезинка.

Дэнни опять что-то кричит, но я уже не слышу.

— Не слышу! — воплю в ответ.

Я тру мокрые щеки, чувствую под пальцами шрам, он уже не такой выпуклый, как раньше.

— Люблю тебя! — реву я, но мы уже далеко, и Дэнни тоже не слышит.

Усаживаюсь назад в кресле. Душа болит, я горюю обо всех, кого потеряла, обо всем, что оставляю в горах. Новая слезинка… Господи, я не выдержу, сейчас разрыдаюсь прямо тут, в автобусе… Меня отвлекает писк телефона.

Сообщение. От Дэнни.