Орлица испустила пронзительный крик, и тысяча птиц откликнулись на него снизу тысячей разных голосов: Ли услышал и уханье филина, и воробьиный щебет, и переливчатые рулады соловья. Саян Кётёр созывала их. И они сразу же устремились к ней — все птицы в лесу, независимо от того, охотились ли они, скользя за добычей на бесшумных крыльях, или дремали на ветке, — тысячи птиц, хлопая крыльями, мигом поднялись в воздух.

И та часть натуры Ли, в которой тоже было что-то птичье, с восторгом откликнулась на зов орлицы-королевы, а его человеческое «я» ощутило прилив страннейшего из наслаждений, какое способна вызвать лишь безоглядная готовность подчиниться более могучей силе, борющейся за правое дело. И он развернулся в воздухе вместе со всей гигантской стаей, образованной птицами сотен разных видов; все они, как одна, описали дугу, повинуясь магнетической воле орлицы, и увидели на фоне серебристой груды облаков симметричное темное пятно — ненавистный силуэт дирижабля.

Все они точно знали, что им следует делать. И они ринулись к воздушному кораблю — самые быстрые достигли его раньше других, но никто не опередил Саян Кётёр, — крохотные вьюрки и крапивники, проворные стрижи, бесшумно летящие совы; и через минуту облепили весь дирижабль, скребя когтями по промасленному шелку в поисках опоры или протыкая ими материю, чтобы за нее уцепиться.

Они старались держаться поодаль от двигателя, но некоторых затянуло туда и изрубило в клочки лопастями пропеллеров. Однако большинство птиц сели на корпус дирижабля, а те, что прилетели следом, стали опускаться прямо на них, пока не покрыли своей живой массой не только сам корпус корабля (откуда теперь вытекал водород через тысячу проделанных когтями дырочек), но и окна его кабины, и шасси, и кабели, — на каждом квадратном сантиметре поверхности сидела птица, а за нее цеплялась другая, третья или даже больше.

Пилот не мог бороться с таким натиском. Под тяжестью птиц корабль начал опускаться все ниже и ниже, и вскоре перед ним вырос очередной роковой отрог — он выступил из ночной тьмы, совершенно невидимый для людей внутри дирижабля, которые отчаянно размахивали ружьями и наугад палили во все стороны.

В последний момент Саян Кётёр крикнула, и тысячи птиц разом снялись с дирижабля и полетели прочь — в шуме их крыльев на миг потонул даже рев двигателя. И людям в кабине осталось пережить лишь четыре-пять секунд леденящего ужаса, когда к ним пришло осознание их судьбы, а затем дирижабль врезался в скалу и потонул в огне.

Огонь, жар, пламя… Ли снова проснулся; все его тело было таким горячим, словно он лежал на палящем солнце в пустыне.

Снаружи на брезент по-прежнему капала вода, стекающая с мокрой листвы, но буря уже миновала.

Внутрь просачивались бледные лучи рассвета; Ли оперся на локоть и увидел рядом моргающую Эстер, а чуть подальше — завернувшегося в одеяло шамана. Он спал так крепко, что его можно было бы принять за мертвого, если бы не Саян Кётёр, которая дремала за порогом палатки, сидя на упавшей ветке.

Кроме стука капель, лесную тишину нарушало только обычное птичье пение. Не рокотали в небе двигатели, не было слышно вражеских голосов, и Ли решил, что можно разжечь костер. Справившись с этим после некоторых усилий, он сварил на огне кофе.

— И что теперь, Эстер? — спросил он.

— Надо сообразить. Дирижаблей было четыре, и три из них он уничтожил.

— Я насчет того, выполнили ли мы свои обязательства.

Она шевельнула ухом и сказала:

— Что-то я не помню никакого контракта.

— При чем тут контракт? Я говорю о моральных обязательствах.

— Прежде чем волноваться насчет морали, ты лучше подумал бы о четвертом дирижабле. Там тридцать-сорок человек с оружием, и они нас ищут. Мало того — это императорские гвардейцы! Сначала выживание, потом мораль.

Конечно, она была права, и, прихлебывая горячий напиток и покуривая сигару при свете первых лучей начинающегося дня, Ли задумался над тем, как он повел бы себя на месте командира уцелевшего дирижабля. Без сомнения, переждал бы где-нибудь, пока совсем не рассветет, а потом стал бы летать повыше, чтобы видеть опушку леса на большой площади: тогда беглецы не смогут покинуть свое убежище незамеченными.

Деймон-скопа Саян Кётёр проснулась и расправила огромные крылья над тем краем поляны, где сидел аэронавт. Эстер посмотрела вверх и наклонила голову так, потом этак, поглядев на могучего деймона обоими золотистыми глазами по очереди, а минуту спустя из палатки вышел и сам шаман.

— Хлопотливая выдалась ночка, — заметил Ли.

— Денек будет не легче. Нам нужно выбираться из леса немедленно, мистер Скорсби. Они хотят поджечь его.

Ли недоверчиво обвел взглядом мокрую зелень вокруг и спросил:

— Как?

— У них есть механизм, распыляющий смесь поташа с веществом вроде гарного масла — она возгорается при контакте с водой. Это изобретение Императорского флота для войны с Японией. Мокрый лес вспыхнет еще быстрее.

— И вы это видите, да?

— Так же ясно, как вы видели, что этой ночью случилось с дирижаблями. Собирайте вещи, которые хотите взять, и уходим.

Ли почесал подбородок. Самым ценным его имуществом были приборы с воздушного шара, и их же было легче всего унести, поэтому он вынул их из корзины, аккуратно упаковал в рюкзак и убедился, что винтовка заряжена и порох в ней не отсырел. Корзину, баллон и снасти, запутавшиеся в ветвях, он так и оставил висеть на дереве. С этой минуты он перестал быть аэронавтом — разве что ему каким-нибудь чудом удастся спастись и раздобыть денег на покупку другого шара. А пока он вынужден будет ползать по земле, как жалкое насекомое.

Благодаря бризу, дующему с моря, они учуяли дым раньше, чем услыхали шум пожара. Когда они добрались до опушки леса, позади уже слышался низкий, жадный гул огня.

— Почему они не сделали этого еще ночью? — спросил Ли. — Могли бы поджарить нас, пока мы спали.

— Думаю, они хотят схватить нас живьем, — ответил Грумман, очищая ветку от листьев, чтобы можно было использовать ее как трость, — и теперь ждут, когда мы покажемся из лесу.

И правда, вскоре отдаленный рокот дирижабля был уже не в силах заглушить ни рев пожара, ни их собственное тяжелое дыхание — ибо путешественники заспешили, карабкаясь вверх через корни, камни и поваленные деревья и останавливаясь только затем, чтобы перевести дух. Саян Кётёр, поднявшаяся в поднебесье, время от времени спускалась к ним, чтобы сообщить, как быстро они движутся и намного ли опередили пожар, — хотя они и сами скоро заметили позади, над деревьями, клубы дыма, а потом и длинный язык пламени.

Маленькие лесные твари — белки, птицы, дикие кабанчики — спасались бегством вместе с ними, и вокруг раздавались несмолкаемый писк, карканье, тревожные крики. Впереди, совсем недалеко, уже показался край леса; и когда путешественники достигли его, сзади их уже то и дело обдавало жаром ревущего пламени, которое вздымалось вверх на добрых пятнадцать метров. Деревья вспыхивали как факелы; сок в их волокнах мгновенно вскипал и стволы с треском лопались, смолистые ели полыхали, точно облитые горючим, и их ветви в одно мгновение будто покрывались сотнями жгучих оранжевых цветов.