Она чуть шевельнула ушами.

— Совещаются, — сказала она. — Голоса я слышу, а о чем говорят, не понимаю.

— Это по-русски, — объяснил он. — Они собираются напасть все вместе, бегом. Так нам будет сложнее всего выстоять.

— Целься как следует, — сказала она.

— Ладно. Но, черт возьми, Эстер, я не люблю отнимать у людей жизнь.

— Либо мы, либо они.

— Нет, тут еще хуже, — сказал он. — Либо они, либо Лира. Не знаю уж как, но мы связаны с этой девчушкой — и, если честно, я не имею ничего против.

— Вон тот, слева, сейчас выстрелит, — предупредила Эстер, и не успела она это сказать, как раздался треск винтовочного выстрела и от валуна в полуметре от нее брызнули каменные осколки. Пуля с визгом унеслась в ущелье, но Эстер даже не вздрогнула.

— Что ж, теперь оно и на душе как-то полегче, — сказал Ли и тщательно прицелился.

Потом нажал на курок. Он видел лишь маленькое синее пятнышко между камнями, но ему этого хватило. Удивленно вскрикнув, солдат упал навзничь и умер.

И началась битва. Не прошло и минуты, как окрестные горы и гулкое ущелье наполнились эхом треска выстрелов и свиста пуль, которые отлетали от скал, вздымая фонтанчики каменного крошева. К запаху горящего леса добавился запах пороха; от скал в тех местах, куда ударялись пули, тоже пахло горелым, и вскоре Ли стало казаться, будто пылает весь мир.

Валун, за которым прятался аэронавт, почти сразу покрылся рубцами и выбоинами; при каждом очередном попадании камень точно вздрагивал, и Ли это чувствовал. Одна пуля пролетела совсем близко от Эстер — Ли заметил, как шерстка на ее спине шевельнулась, но сама она и ухом не повела. Он тоже стрелял без перерыва.

Эта первая минута оказалась жаркой. И когда ей на смену пришло короткое затишье, Ли обнаружил, что ранен: камень, к которому он прижимался щекой, его правая рука и затвор винтовки перепачкались кровью.

Эстер обернулась, чтобы посмотреть на него.

— Ничего страшного, — сказала она. — Чиркнуло по волосам и малость содрало кожу.

— Ты не считала, сколько их упало, Эстер?

— Нет. Тут только знай ныряй — больше ничего не успеть. Ты бы перезарядил винтовку, пока дают!

Ли скрючился за валуном и попытался передернуть горячий на ощупь затвор. Он был обильно полит кровью из раны на голове; теперь кровь подсохла, и механизм заело. Ли аккуратно плюнул на него, и затвор скользнул на место.

Потом он снова поднялся на ноги, но не успел взглянуть в прицел, как схлопотал пулю.

Ощущение было такое, словно в его левом плече что-то взорвалось. Это ошеломило его на несколько секунд, а когда он пришел в себя, его левая рука уже онемела и не слушалась. Он знал, что вскоре на него накинется свирепая боль, но пока она еще только готовилась к нападению; эта мысль придала ему сил, и он вновь сосредоточился на стрельбе.

Оперев винтовку на мертвую, бесполезную руку, которая была полна жизни всего какую-нибудь минуту назад, он стал целиться с нерушимым хладнокровием: один выстрел, другой, третий — и каждая пуля находила цель.

— Как наши успехи? — спросил он.

— Хорошая работа, — шепнула она в ответ почти у самой его щеки. — Не останавливайся. Вон там, за черным камнем…

Он посмотрел, прицелился, выстрелил. Человек упал.

— Черт, это ведь такие же люди, как я, — сказал он.

— Не дури, — сказала она. — Делай свое дело.

— Ты ему веришь? Грумману?

— А как же. Валяй, Ли.

Бац — еще один солдат упал, и его деймон угас, как свечка.

Потом наступила долгая пауза. Ли пошарил в кармане и достал еще несколько патронов. Когда он перезаряжал ружье, случилось нечто до того необычное, что его сердце дало перебой: к его щеке прижалась щека Эстер, и он почувствовал, что она мокра от слез.

— Это я виновата, Ли, — сказала она.

— С чего бы?

— Тот скрелинг. Я посоветовала тебе взять перстень. Без него мы не угодили бы в такую передрягу.

— Думаешь, я хоть раз в жизни тебя послушался? Я взял его, потому что ведьма…

Он не закончил, потому что его нашла еще одна пуля. Эта попала в левую ногу, и не успел он опомниться, как третья снова чиркнула по голове — к ней точно приложили раскаленную кочергу.

— Недолго нам осталось, Эстер, — пробормотал он, стараясь удержаться на ногах.

— Ведьма, Ли! Ты сказал: ведьма! Помнишь?

Бедная Эстер — теперь она просто лежала на камне, а не сидела съежившись, чуткая и настороженная, как делала всю свою взрослую жизнь. И ее прекрасные золотисто-коричневые глаза начали тускнеть.

— А ты все еще красавица… — сказал он. — Ах да — ведьма! Она дала мне…

— Вот-вот. Цветок…

— В нагрудном кармане. Достань его, Эстер, я не могу двинуться.

Это оказалось нелегко, но она кое-как вытянула маленький алый цветок своими сильными зубами и положила его рядом с правой рукой Ли. С огромным трудом он сжал его в кулаке и сказал:

— Серафина Пеккала! Помоги мне, прошу…

Внизу что-то задвигалось; он отпустил цветок, прицелился, выстрелил. Движение прекратилось. Эстер слабела на глазах.

— Эстер, не уходи раньше меня, — прошептал Ли.

— Ли, без тебя я не смогу просуществовать и секунды — ни там, ни тут, — шепнула она в ответ.

— Думаешь, ведьма появится?

— А как же. Нам надо было позвать ее раньше.

— Раньше много чего надо было сделать.

— Наверно, ты прав…

Еще один выстрел — и на этот раз пуля проникла куда-то глубоко внутрь, ища там средоточие его жизни. Ничего она там не найдет, подумал он. Эстер — вот в ком моя жизнь. Внизу мелькнуло что-то синее, и он напрягся, стараясь повернуть туда ружье.

— Он самый, — выдохнула Эстер.

Ли обнаружил, что ему трудно нажать на курок. Все было трудно. Он пробовал три раза, и наконец у него получилось. Синий мундир соскользнул вниз по склону.

Опять долгая пауза. Боль, маячившая рядом, уже переставала его бояться. Она была словно стая шакалов, которые кружили рядом, принюхивались, подкрадывались все ближе, и он знал, что они не отстанут, пока не растерзают его и не обглодают косточки.

— Остался только один, — кое-как выговорила Эстер. — Он возвращается к дирижаблю.

И Ли увидел его точно сквозь туман: один солдат Императорской гвардии уползал с поля боя, на котором потерпела поражение его рота.

— Не могу стрелять человеку в спину, — сказал Ли.

— Но не умирать же с одной неистраченной пулей…

И он прицелился, чтобы послать свою последнюю пулю в сам дирижабль, который по-прежнему ревел, пытаясь взлететь на одном двигателе; и эта пуля, наверное, была раскалена докрасна, а может, из лесу принесло порывом ветра горящую головешку, но так или иначе газ вдруг вспыхнул гигантским оранжевым клубом, оболочка и металлический каркас чуть приподнялись над землей и потом опустились — очень мягко, медленно, однако полные огненной смерти.