Победный клич прокатился над рядами княжеской дружины, а ряды касогов застыли в скорбном молчании. Затем вперед вышли военачальники Редеди и направились к Мстиславу, чтобы обсудить условия сдачи. «И шедъ в землю его, взя все именье его, и жену его и дети его, и дань възложи на касогы. И пришедъ Тьмутороканю, заложи церковь святыя Богородица, и созда ю, яже стоить и до сего дне Тьмуторокани» – так подвел итоги похода летописец.

Буквально несколько слов о самом поединке. Читая летописные свидетельства об этом достопамятном бое, невольно может создаться впечатление, что Мстислав нарушил условия соглашения и использовал нож. Ведь, согласно письменным источникам, Редедя конкретно сказал: «Не оружьем ся бьеве, но борьбою» (Лаврентьевская летопись). А здесь…

Но это будет далеко не так. Недаром ВСЕ летописцы отметят, что нож князь пустил в дело лишь после того, как поверг противника – «удари имь о землю». Все, победа! А то, что Мстислав добил затем побежденного, то это было уже его право, вполне возможно, что подобный финал подразумевали и местные обычаи. Ведь если бы было все по-другому и тмутараканский князь совершил подлость, то касоги бы никогда ему не подчинились и уж тем более не сражались затем в рядах его дружины против Ярослава. Да и автор «Слова о полку Игореве» вряд ли бы увековечил этот поединок, если бы он произошел вопреки законам чести:

И трубила славу Ярославу.

Пела древний киевский престол,

Поединок славила старинный,

Где Мстислав Редедю заколол

Перед всей касожскою дружиной,

На следующий год Мстислав повел свою рать на Киев. Причем вел не только свою дружину, но и отряды хазар и касогов – «Поиде Мьстиславъ на Ярослава с козары и съ касогы» (Лаврентьевская летопись). И если по поводу касогов все ясно – после смерти Редеди они оказались в зависимости от Тмутаракани, то про хазар следует сделать небольшое пояснение. Дело в том, что после того, как князь Святослав разгромил Хазарский каганат и занял Тмутаракань (Таматарха, Самкерц), местная элита морем бежала в Дунайскую Болгарию. Но местное население: купцы, ремесленники, моряки, пастухи, жители окрестных сел и деревень – осталось на месте. Навербовать среди них охочих людей, желающих за чужой счет поправить свое финансовое положение, было не сложно. Мстислав слыл за удачливого военачальника, и это тоже привлекало под его стяг немало народу. В итоге Юг пошел против Севера.

Есть большая вероятность того, что, выступая в поход, князь знал о том, что Ярослава в Киеве нет, что его старший брат находится в Новгороде. Поэтому Мстислав решил сразу взять быка за рога и пошел прямо на Киев. Совершив стремительный марш-бросок через степи, тмутараканские полки оказались у ворот столицы. Князь потребовал впустить его в город, но получил от ворот поворот – киевляне, которые досыта нахлебались от княжеских усобиц, не желали больше связываться с разными претендентами на престол. Есть у них свой князь Ярослав, и ладно, другого не надо. Знали жители города, что даже если они и впустят сейчас Мстислава, то Ярослав вернется обязательно, и не один, а с варягами и новгородцами. Несколько раз киевляне подобную картину уже наблюдали.

Тмутараканский князь был для них никто, и звали его никак. Пусть возвращается туда, откуда пришел, им до него дела нет.

Что же касается Мстислава, то, внимательно изучив укрепления Киева, он пришел к неутешительному выводу о том, что для штурма такого огромного города у него просто не хватит сил. А потому, не желая терять в бесполезной осаде своих бойцов, он отступил от столицы, переправился на левый берег Днепра и занял Чернигов. Судя по всему, черниговцы совсем не возражали против такого расклада, поскольку на следующий год они с оружием в руках выступят на его стороне.

Как показали дальнейшие события, момент для нападения на своего брата Мстислав выбрал идеально. Если даже Ярослав и хотел сразу выступить против мятежника, то у него ничего не получилось. В Суздальской земле полыхнул мятеж, спровоцированный голодом в регионе, а народным недовольством уже воспользовались волхвы. Бунт бытовой перерастал в бунт религиозный. Киевский князь быстро оценил исходящую от мятежа опасность и лично возглавил карательную экспедицию. Действовал Ярослав в своем стиле, быстро и жестко: «изъимавъ волхвы, расточи, а другыя показни» (Лаврентьевская летопись). Проблема голода была решена благодаря Волжской Болгарии: «идоша по Волзе вси людье в Болгары, и привезоша жито, и тако ожиша» (Лаврентьевская летопись).

И лишь только после того, как на Суздальщине нормализовалась обстановка, Ярослав вернулся в Новгород и смог сосредоточить свое внимание на младшем брате. Однозначно, что, пока киевский князь решал проблемы на северо-востоке страны, его люди ходили к Чернигову и выясняли обстановку. Ярослав был не из тех людей, что действуют наобум, он придерживался другого жизненного кредо – семь раз отмерь, один отрежь. Тщательно проанализировав сложившуюся ситуацию, князь пришел к выводу, что опасность очень велика, а потому и требует экстраординарных решений. Ярослав решил пойти проторенной дорогой и, тряхнув казной, нанять тех, кто дважды оказал ему серьезную помощь в борьбе с князем Святополком, – варягов.

Люди князя отправились за море. Ярослава скандинавы знали хорошо, благо он по жене приходился родственником шведскому королю. С другой стороны, он не раз и не два пользовался услугами норманнов, а потому можно не удивляться тому, что в скором времени к пристаням на Волхове причалили драккары и грозные северные воины вновь появились в Новгороде. Ярл Якун, которого В.Н. Татищев называет князем финляндским, а летописи – «князем варяжским», привел свою дружину на зов Ярослава. Варяг был личностью примечательной: «Сей витязь Скандинавский носил на больных глазах шитую золотом луду или повязку; едва мог видеть, но еще любил войну и битвы» (Н. М. Карамзин). О том же свидетельствует и Василий Никитич: «Оный был глазами слаб, потому имел завеску, золотом расшитую, на глазах». С.М. Соловьев, очевидно исходя из сообщения Густынской летописи, дает слову «луда» несколько иное толкование, считая, что это была верхняя одежда.

Впрочем, информация о «золотой луде» присутствует во всех летописях, которые рассказывают об этих судьбоносных событиях.

Однако Н.П. Ламбин в своей работе «О слепоте Якуна и его златотканой луде», вышедшей в 1858 году, делает довольно интересное наблюдение. Николай Петрович считал, что слово «слѣпъ» появилось в результате ошибки переписчика и с тех пор пошло гулять по летописям. Правильное прочтение «сь лѣпъ» – красив. Прямо как в известном кино: «Красота-то какая! Лепота!» Так же как и С.М. Соловьев, он считал, что «луда» есть верхняя одежда, а не повязка. Каждый волн выбрать ту версию, которая ему больше нравится. Но вернемся в Новгород.

С прибытием дружины Якуна Ярослав посчитал, что готов к встрече с младшим братом, и выступил в поход. В Киев он решил не заходить, сразу повел полки на Чернигов. Это может свидетельствовать только об одном – Ярослав был уверен в победе и не собирался вести против Мстислава киевские полки. Варяги его еще ни разу не подводили в бою, будь против них хоть дружина Святополка, хоть печенеги, хоть полоцкий князь Брячеслав.