отделяет от берега расстояние более чем в 200 миль. Наш путешественник должен выбраться на землю, и, возможно, его возращение в апреле – мае 1906 года и есть самое героическое из всего, что он сделал в жизни. Жаль, нет достоверных записей, а к его книге, а лучше сказать ко всем его будущим книгам, доверия теперь кот наплакал.

Херберт оберегает Пири от чрезмерно суровых оценок, не акцентирует внимание на катастрофическом различии описаний 19–20 апреля в двух источниках и раз за разом превозносит неукротимый нрав и железную волю первопроходца. И тем не менее британский путешественник, как и подобает исследователю, ставит вопрос: мог ли Пири из своего лагеря на широте 86°30′ (86°22′) сделать рывок и достичь 87°06′, преодолев 36 (44) миль за один день?

Повторим сакраментальные строчки из дневника Пири за 20 апреля:

…В час дня остановились [у] разводья шириной около 200 ярдов… Велел людям построить иглу… Я не хочу испытывать силы собак, заставляя их совершать бесполезный путь, а углубление в местность, которая, очевидно, является еще одним тупиком, было бы именно бесполезным…

Мы находимся в настоящей западне разводий…

Херберт: «Едва ли это звучит как описание места, из которого он собирается вырваться и совершить последний марш на север на расстояние от 38 до 43 морских миль[141] по прямой, и [к которым] необходимо добавить, самое меньшее, 25 % на обходы…

…мы остаемся с двумя вопросами, требующими ответа: удалось ли Пири превзойти рекорд итальянцев и установить новую точку Самого дальнего севера, и если да, то как далеко он прошел?..

Его лагерь 20-го числа был на “неподходящей” стороне открытого разводья шириной в 200 ярдов, и он знал, что от этого лагеря было всего несколько миль до итальянского рекорда. Так же как и мы, он не знал, сколько именно (от 4 до 12. – Д. Ш.). Но в одном мы можем быть твердо уверены: Пири был из тех, кто готов приложить сверхчеловеческие усилия, чтобы побить рекорд, и, вероятно, он дошел до нового Самого дальнего севера, превзойдя ранее установленный рекорд 86°34′ на несколько миль.

А что насчет заявления Пири о достижении широты 87°06′? Я считаю практически невозможным согласиться с тем, что из лагеря 20 апреля он прошел до заявленной как Самый дальний север широты и обратно в тот же лагерь минимум 76 морских миль, и это расстояние по прямой, без дополнительных миль на обходы…

Почему он просто не сказал, как далеко он продвинулся на самом деле?»

Этот вопрос Херберта – «рука помощи» Пири, ибо почти наверняка на север он не сдвинулся, и уже утром 21 апреля заспешил к югу – промедление было смерти подобно.

Спасая кумира, Херберт отвечает на свой вопрос: «Любое улучшение рекорда Самого дальнего севера меньше чем на 20 миль… почти наверняка будет рассматриваться в некоторых кругах как сомнительное. Даже новый рекорд, который был бы на 25 миль лучше прежнего, находился бы в районе 86° и поэтому упоминался бы наряду с результатами Нансена и Каньи. Но если бы он превысил 87°, то новый рекорд представлялся бы более веским и менее подозрительным. Но здесь я, конечно, представляю лишь свой взгляд на дилемму, которая могла прийти в голову Пири. Нет убедительных доказательств ее существования…»

С Хербертом согласиться трудно. Если бы из точки на «неподходящем» берегу разводья Пири в самом деле пошел на север и выжал хотя бы милю сверх рекорда Каньи, задокументировав победу (а документальная регистрация достигнутой отметки входит в регламент этих грандиозных международных соревнований, длящихся десятилетиями), это была бы одна из самых трагических и красивых полярных побед в арктической истории. Ибо каждый шаг Пири на север увеличивал вероятность гибели его людей. Мы воздали бы должное героизму коммандера военно-морских сил США Роберта Пири.

Но такая недостаточная, с точки зрения Херберта, или такая триумфальная, с точки зрения автора, победа не зафиксирована. Истина совсем в другом: Пири не был в точке с широтой 87°06′, а в книге начиная с 14 апреля планомерно подтасовывал события, чтобы эта фальшивая широта была бы хоть сколько-нибудь правдоподобной.

Он прекрасно понимал, что никто не поверит, будто он мог из лагеря на широте 86°30′ обернуться на север и обратно за два дня, пробежав 72 (88) мили. Именно поэтому он «потерял» дневник и завысил в книге расстояния, пройденные 14–20 апреля, оставив на финиш, на 21 апреля, по его мнению, правдоподобное количество миль.

Вернемся к движению Пири 12–20 апреля и изобразим путь графически, но сначала попытаемся понять, что в эти дни происходило со льдами.

За предшествующую неделю (5–11 апреля) Штормовой лагерь сместился на восток на 65 миль и скорость дрейфа составила 9,3 мили в день. Разогнавшаяся фантастически большая масса льда, обладая несусветной инерцией, продолжала двигаться в прежнем направлении, да и ветер оставался попутным. 12 апреля Пири пишет:

После полуночи неистовство ветра утихло… хотя по-прежнему присутствовал значительный дрейф…

На следующий день Пири говорит о западном-юго-западном ветре, «который вызывал слабый дрейф». Цитируя Пири на странице 238, мы выделили курсивом его упоминания о ветре, и всегда он был с запада, иногда чуть отклоняясь к югу. «Первым полностью безветренным днем с того момента, как мы покинули Большую полынью», командир называет 18 апреля, и это исключение словно подтверждает правило. Обобщающая фраза по поводу ветра звучит так:

С того момента, как мы покинули Штормовой лагерь и пошли по восходящему маршруту, ветер дул с большей или меньшей силой, но без перерыва, немного южнее чистого запада.

Займемся построением следующей схемы движения отряда. 12–20 апреля льды двигались на восток, чуть отклоняясь к северу, и этим смещением на север мы пренебрежем. С какой скоростью дрейфовали льды? Сперва мчались – 9,3 мили в день. Затем скорость снизилась, но была по-прежнему высокой, и наше предположение: первые два дня после окончания бури –