Лучше бы Томас Дэвис не упоминал эту фотографию. Ибо нельзя делать научные выводы, используя столь нечеткую, столь размытую фотографию. Право, автор полностью дискредитирует себя.

Но дело обстоит в тысячу раз хуже. С помощью «фотограмметрического анализа» снимка, полученного с вероятностью единица не севернее 86°30′ с. ш., адмирал доказывает, что Пири был на 87°06′ с. ш. Получается, что доказательство Дэвиса такой же блеф, как и заявка Пири. Понятно, что эти фальшивки – в 1906 году Пири и в 1990 году Дэвиса – в равной степени ставят под большое сомнение утверждения обоих о следующей победе полярника – в 1909 году.

Вернемся к книге Пири. В самой северной, рекордной точке он не стал разбивать лагерь. Следующая запись относится ко второй половине 21 апреля:

Мы уже совершили хороший дневной марш. Теперь мы должны были повторить его без еды и отдыха.

И они повторили его, прошли те же мили – теперь к югу.

Когда мы наконец дошли, спотыкаясь, до лагеря, я почти ослеп от обжигающего снега и ветра и совершенно выбился из сил от продолжительного напряжения… Я волочил ноги, будто они были из свинца… Из четырнадцати трещин и узких полыней, через которые мы перешли во время последнего форсированного марша, все, за исключением трех, за несколько часов, пролетевших между нашим движением вперед и возвращением, явно изменились, и две или три сместились до такой степени, что мы с трудом нашли наши следы на их южной стороне. Как только мы оказались внутри иглу и был разожжен примус для приготовления чая, я начал кататься по спальному ложу, мучаясь жжением в глазах… В течение часа или больше я боялся приступа снежной слепоты, вызванного обжигающим ветром и снегом и напряжением глаз во время обсерваций…

Любопытно: вместо «10–11 часов» Пири пишет «несколько часов».

Итак, поздним вечером 21 апреля, после двух упомрачительных маршей, Пири вернулся в тот лагерь, где сутки назад они «поспали несколько часов» и из которого «вскоре после полуночи» вышли в путь. Теперь, снова в этом лагере, они

наконец-то выспались впервые за несколько дней.

Главная ложь, если так можно сказать, исчерпана. Далее в книге некая смесь вымысла и всамделишных событий. Причем доля правды непременно присутствует, ибо Пири и его спутники все-таки выбрались на берег, прошли свои 210 миль за 19 дней (21 апреля – 9 мая), и средняя их скорость – 11 миль в день – была очень высокой. Пири приобрел ни с чем не сравнимый, можно сказать, потрясающий опыт битвы со льдами возле северного побережья Гренландии. Он выйдет на землю в районе мыса Неймайер[142].

Разделим эту дорогу на четыре части: до Штормового лагеря; от Штормового лагеря до Большой полыньи; переправа; от Большой полыньи до берега.

От точки на широте 86°30´ до Штормового лагеря

По мнению автора, 21 апреля, находясь на широте 86°30′, Пири повернул на юг; как он выразился, «с максимальной скоростью». Книга:

В конце каждого марша мы, спотыкаясь, входили в наши старые иглу. Полностью измотанные, с глазами, воспаленными от ветра и метели, но благодарящие Бога за то, что нам не нужно прилагать дополнительные усилия для строительства иглу.

(По Пири, этих маршей было шесть, на самом деле, поскольку 17 апреля отряды стояли на месте, – пять.)

Прочтя последние слова начальника, подумаешь, что главная трудность в походе – построить иглу. Но снежные дома возводят инуиты; читатель может быть уверен, что Роберт Пири не режет снег длинным ножом, не таскает снежные кирпичи и не ровняет стены. А вот 25 миль пройти по льду – это каторга. Даже сидя в санях, 25 миль проехать трудно, но Пири ведь ищет след – и ноги будто налиты свинцом, и он катается по спальному ложу от нестерпимой боли в глазах.

Он рассказывает, что число собак сократилось, несколько саней были «списаны», и, как результат, появились свободные люди. Все силы были брошены на поиски следов. И следы обнаруживались.

Возвращаясь к залихватскому стилю записи 19 апреля: «Тех собак, которые выдохлись и были не в состоянии поддерживать заданный темп, скармливали остальным», Пири живописует:

Всякий раз, когда следы прерывались из-за движения льда, мы рассыпались цепью и браливправо, на юго-запад (выделено мной. – Д. Ш.), пока не находили их опять. Когда мы подходили к трещине или к полынье, которые были слишком широкими, чтобы перетащить через них сани, один из моих эскимосов тотчас бежал налево, другой – направо, и тот, кто первым находил подходящую переправу, давал сигнал, махая рукой… саням, которые шли сзади, и сани брали курс на него, мы пересекали полынью, находили след на южной стороне и продолжали путь. Таким образом, сани не теряли время и мы могли сохранить такую же высокую скорость… как и на нашем пути к полюсу, несмотря на движение льда и необходимость придерживаться следа. Трое из нас часто бегали на значительные расстояния для того, чтобы… разведывать полыньи до того, как подъедут сани.

Можно представить себе, что спецназовцы, или спасатели, или полярные спортсмены проводят перед телекамерами показательную тренировку. В реальной жизни ничего подобного быть не может. По ровным полям большой площади бежать можно, хотя и трудно. Но если район движения динамичный, местами проглядывает открытая вода и под ногами лед разной толщины, то не до бега. Опасно ходить, не то что бегать. Разная твердость покрова, разная заснеженность, разная скользкость… Бугры, расселины, трещины. Легко упасть, легко получить травму, легко угодить под лед. Картина, нарисованная Пири, неправдоподобная и легкомысленная.

Ждешь, конечно, менее литературного, более реалистичного описания, но… какое есть, и важно, что люди в самом деле двигались к югу. Личные обязанности Пири на этом участке упростились, ибо не надо было хвататься за компас и размышлять о проклятом магнитном склонении. Книга: