хозяйстве. Аббатом был пожилой негр, который отличался от своих братьев только перстнем с распятием. Наибольшее удивление и уважение вызывало то, что они сумели выжить в таких условиях.

Жизнь в монастыре текла своим чередом уже много столетий, но ХХ век подкосил монашеское хозяйство, старики умирали, а молодежь верила все меньше и меньше, и отдавать свою жизнь служению богу не собиралась. Наверное, обитель совсем бы обезлюдела и умерла, если бы не решение аббата выкопать очередную выгребную яму, на дне которой был найден огромный медный сундук, в котором хранились древние книги. Это было настоящее чудо, но самым чудесным оказалось состояние этих книг.

Посмотреть на нетленные рукописи, со всех концов сельвы начали сходиться индейцы, и за последний год монастырь прибавил себе репутации и, как следствие, благосостояния.

Аббат, первое время, всерьез подумывал послать известие в ближайшую епархию, но все его товарищи, как и он сам, были далеко не молоды, а идти нужно было не менее пятисот километров, и, посовещавшись, братия решила оставить все как есть.

Вероятнее всего, книги так бы и остались здесь, но мимо монастыря совершенно случайно проходил Ганс. Он заглянул на огонек и попал на благодарственную службу, которую, вот уже целый год служили монахи, как только собиралось достаточное количество паломников. Служба, надо сказать, не произвела на Ганса особого впечатления, но когда аббат вынес на всеобщее обозрение найденные реликвии, он заинтересовался, и, протолкавшись к сундуку, заглянул в него. Увидев сокровище, которому навскидку можно было дать не меньше трехсот лет, он затрясся от восторга и кинулся в ноги настоятелю…, уже через пять минут он получил доступ к находке.

В отличие от неграмотных монахов, Ганс умел читать, причем, не только по-немецки. Книги были написаны на древнегреческом. Бегло ознакомившись с документами, он бросился обзванивать всех, начиная от Великого магистра Бразилии и заканчивая мной.

Реликвии действительно сотворили чудо. Монахи, привыкшие жить в тишине и одиночестве, были необыкновенно горды и в то же время, страшно растеряны, они никак не могли предположить, что их заброшенный монастырь, станет центром вселенной. Для них и пятнадцать человек на мессе, было много, а сейчас здесь находилось, минимум полторы сотни. То, что никто из новоприбывших, по существу не являлся человеком, не имело значения.

В окрестностях вырос настоящий палаточный городок. Все подходы к монастырю были оцеплены. В храм пускали только истинно верующих, да и те были вампирами. В довершении всего, кто-то из местных вампиров, в знак благодарности, приволок на вертолете стандартный, передвижной, католический храм. В нем было все: кресло, распятие, кафедра для проповедей, исповедальня, чаша для святой воды, дизель генератор и электрический орган (что из них звучало громче, понять было трудно).

Сраженный такой истовой верой и щедростью, настоятель безропотно отдал находку Великому Магистру, и принял от него ответный дар – упакованную в ларец красного дерева, бедренную кость святого мученика Христофора Колумба (к слову сказать, Колумб не был ни мучеником, ни святым, да и могила его никогда не разграблялась на предмет обретения реликвий, Но монахи этого не знали…). Одного опасался несчастный настоятель, что столь щедрые подарки развратят братию и приучат их жить без забот и трудов…

Все это рассказал мне Ганс, пока мы шли к храму. Ермоленко, только посмеивался, за неполные сутки, он слышал ее уже, как минимум трижды.

Ганс сразу провел меня в храм, где эксперты изучали находку. Катька, конечно, уже была там и азартно листала мощные рукописные тетради.

– Ваня, ты только посмотри, – она протянула мне стопку листов переплетенных в телячью кожу.

Открыв обложку, я начал читать, и, почти сразу понял, что это протоколы дознаний. Большая часть записей поражала своей жестокостью и глупостью, но местами попадались очень странные и интересные вещи.

В частности, описывался очень необычный способ создания вампиров, абсолютно не привязанных к своему создателю. При дальнейшем прочтении текста, у меня появилось подозрение, что я неверно перевожу. Потому, что описывалась некая волшебная проволока, с помощью которой и проводилась инициация. Достаточно было оторвать небольшой кусочек и загнать его под кожу инициируемому. Инициация, похоже, в этом случае, была более болезненной, чем переливанием крови от учителя к ученику. К тому же, таким образом, эти идиоты пытались оживлять мертвецов, и, как следовало ожидать, получались, исключительно, упыри – становилось ясно, почему в средние века они заполонили всю Европу.

Наконец тетрадь закончилась.

Пару секунд я молчал, пытаясь переварить прочитанное, а потом поинтересовался:

– И, что это за бред?

– Не знаю, – пробормотала Катька, не отрываясь от очередной тетради, – но, если то, что здесь написано правда, то караул!

– Только армии отморозков нам и не хватало, – пробормотал сквозь зубы Ганс, – не привязанные ни к кому, не контролируемые никем, без лишних моральных принципов. Представляешь себе этот ужас?

– С ума сойти! – честно ответил я. – Но, мне кажется, что мы рано подняли волну. Ничего, кроме вот этих записок у нас нет. Может это просто выдумка. К тому же, если это возможно, почему ложа этим не воспользовалась?

– С чего это ты взял? – отозвался какой-то мужик, отрываясь от бумаг, – Думаю, очень даже хорошо попользовались – упыри-то по Европе гуляли. На наше счастье, этот рулон проволоки, кажется, был единственным.

Я слегка коснулся разума собеседника, чтобы выяснить его ранг и возраст. Он, деликатно приоткрылся и я понял, что это профессор, один из ведущих хирургов Южной Америки, параллельно занимающийся археологическими изысканиями. В основном он изучал историю вампиров Америки. По возрасту он был близок к учителю. Я воспитанно поклонился. Профессор благосклонно кивнул и вернулся к документам.

– Но, если больше этой проволоки не осталось, то в чем дело? – не удержался я от очередного вопроса.

– В том, – пояснила Катя, – почему эти записи появились здесь.

Я на секунду замер и пробормотал:

– Хочешь сказать, что они надеялись найти что-то подобное? Ведь здесь были их государства!

Ганс кивнул, соглашаясь, и протянул мне еще одну тетрадь. Написана она была уже здесь, во времена конкистадоров. В ней, со слов какого-то индейца, был записан рассказ о тайном обряде, который проводился в глубине джунглей в неизвестном никому из смертных храме. Этот бедолага, каким-то немыслимым образом сумел бежать. Когда его подобрали иезуиты, он был практически при смерти. И, как его ни допрашивали, он так и не сумел объяснить, где располагался этот храм, поскольку, туда его и других пленных, доставляли с завязанным глазами, а он,