— Я знаю, — криво усмехается он. — В ванной есть аптечка первой помощи. Просто помоги мне сесть, и ты сможешь подлатать меня. Я хочу только тебя рядом.

Часть меня засомневалась, смогу ли я справиться с этим, но я говорю Ральфу, чтобы он уходил, и помогаю Лиаму дойти до ванной…до края ванны, где он ссутулившись садится, пока я достаю аптечку из-под раковины.

— Тебе придется помочь мне с рубашкой, — говорит он. — Моя рука…

Он поднимает правую руку, и я чувствую слабость. Часть кожи на его указательном и большом пальцах обожжена, оставшаяся плоть красная, сырая и покрыта волдырями.

— Лиам, — шепчу я в ужасе. — Что случилось? Что они с тобой сделали…

— Это было мое наказание, — тихо говорит он. — За подписание документа, который я намеревался порвать. Удары плетью были нанесены за позор, нанесенный семье О'Салливан.

— Плетью… — Мои глаза расширяются, когда я смотрю на пропитанную кровью рубашку, прилипшую к его спине. — О боже, Лиам… Как же я их всех блядь ненавижу.

Мне удается снять с него рубашку, он стонет от боли, когда я сдираю ее с его плоти, нанося удар прямо в свое сердце. Я чувствую легкую тошноту от того, что я там вижу; рубцы, разорванная плоть в том месте, куда его били, кровоточащая по его теперь изуродованной коже. Слезы опять наворачиваются на глаза, но я сдерживаю их. Лиаму нужно, чтобы я заботилась о нем сейчас, а я не смогу этого сделать, если буду рыдать.

Это долгий процесс. Пока я обрабатываю его раны, он рассказывает мне о встрече… обо всем. Он рассказывает мне о том, как Лука и Виктор все же встали на его сторону, как боялась София, о речи Грэма перед столом. Я отвлекала его от боли, пока промывала ожоги, нанося слой мази с антибиотиком и неплотно обматывая бинтом сырую плоть.

— Тебе придется показаться врачу, — строго говорю я ему.

— Я знаю, — сокрушенно говорит Лиам. — Я просто не мог прямо сейчас… не сегодня. Ты и только ты нужна мне прямо сейчас, Ана.

Я осторожно начинаю промывать раны у него на спине, ненавидя каждый раз, когда он морщится или втягивает воздух от боли.

— И что, это конец? — Тихо спрашиваю я. — Все кончено?

— Нет, — говорит Лиам, и мое сердце камнем падает в грудь.

Затем он поворачивается ко мне лицом, отстраняясь от моего прикосновения, чтобы вместо этого взять мою руку в свою.

— Прости, Ана, — тихо говорит он. — Все хуже, чем я думал. Некоторые хотели меня убить. Найл остановил бы их, или попытался бы, если бы до этого дошло, но Лука, Виктор и еще несколько человек не дали единогласно проголосовать за это. Лука и Виктор помешали единогласному голосованию заменить меня одним из сыновей другой семьи, но только потому, что у Грэма было что-то припрятано в рукаве.

— Что? — Я испуганно смотрю на него. — Лиам, что они собираются делать?

— Грэм говорит, что мой брат жив. Они собираются найти его и вернуть. И если они это сделают, за этим столом нет ни одного мужчины, включая Луку и Виктора, которые вступились бы за меня. Место всегда должно было принадлежать Коннору, и они, скорее всего, вернут его ему, если смогут.

Я смотрю на него, пытаясь осознать это. Брат Лиама жив. Это должна быть радостная новость, но это не так, и это снова разбивает мое сердце из-за него, в дополнение ко всему остальному.

— А что насчет Найла?

— Он не король, всего лишь мой друг и силовик. К сожалению, у него нет права голоса. — Лиам глубоко вздыхает. — Я мог бы попытаться остановить это. Но это означало бы войну, Ана. С моим собственным братом, и у меня очень мало союзников, которые могли бы мне помочь.

Затем он тянется ко мне, заключая в кольцо своих объятий. Он поднимает на меня глаза, и я вижу вину и печаль в его глазах, написанные на каждой черточке его лица.

— Мне жаль, Ана, — шепчет он. — Я не знаю, что теперь произойдет, удержу ли я Королей или потеряю их, кем я буду, каким будет наследие нашего ребенка. Но я клянусь тебе, я всегда буду любить тебя. Я никогда не покину тебя, пока дышу. Для меня не будет иметь значения, если я потеряю все это, пока у меня есть ты. — Затем он опускает голову, и я вижу, как опускаются его плечи. — За исключением того факта, что мне больше нечего будет дать тебе и нашему ребенку.

— Лиам, — шепчу я его имя, слезы наворачиваются на мои глаза, когда я наклоняюсь, беру его лицо в ладони и поднимаю его так, чтобы он посмотрел на меня. Его зеленые глаза тоже блестят, и я нежно глажу его по щеке большим пальцем. — Мне все равно, кто ты, Лиам, ирландский король или обычный человек. Ты пересек весь мир, чтобы найти меня. Ты всегда будешь для меня необыкновенным. Я никогда не оставлю тебя, и я всегда буду любить тебя, как и наш ребенок. То, кто ты по статусу, никогда не имело значения, только то, кто ты есть, хороший человек до глубины своей души. — Я наклоняюсь, нежно целую его, провожу пальцами по его губам и отстраняюсь. — Ты мой муж и отец, который будет у нашего сына, независимо от того, король ты или нет.

Слезы скатываются по щекам Лиама, и я смахиваю их поцелуями, постоянно шепча, что люблю его, опускаясь рядом с ним, цепляясь за его здоровую руку.

— Ты не боишься? — Спрашивает он, и я кладу голову ему на плечо, прикусывая нижнюю губу.

— Боюсь, — признаю я. — Я видела, что происходит со свергнутым человеком без союзников, на опыте своего отца. Сегодня я боялась за тебя, Лиам, боялась, что буду жить жизнью своей матери, вдовы мафиози, спасающейся бегством со своим ребенком. Я все еще боюсь этого, боюсь будущего и того, что оно принесет всем нам сейчас. Но каков был наш выбор? — Я сажусь, мой взгляд встречается с его. — Ты любишь меня, а я люблю тебя. Мы будем любить нашего ребенка вместе, и что бы из этого ни вышло, это наше.

Лиам снова целует меня, медленно и нежно, и я встаю, поворачивая его так, чтобы закончить промывание и перевязку ран на его спине. Когда он, наконец, перевязан, я помогаю ему подняться и раздеваю его, укладывая на кровать, чтобы он мог лечь на живот, подложив подушки под голову и бедра, чтобы ему было удобно. Я ложусь рядом с ним, убираю волосы с его лица, держу его за здоровую руку, пока он не засыпает.

— Я люблю тебя, — шепчу я, и я никогда в жизни не была так уверенна в