Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Погружение в цифровой мир меняет наше восприятие других. Одним из примеров является раскрепощенность, поощряемая анонимностью – она позволяет слишком многим людям быть язвительными и циничными по отношению к другим в своих постах в социальных сетях. Это в свою очередь огрубляет тон освещения политических дебатов в СМИ. Такой феномен, как современный эквивалент непобедимости и невидимости супергероев, в котором люди чувствуют, что могут властвовать над другими совершенно безответственно[206]. Раньше говорили, что интернет-общение использует язык, который люди не готовы использовать при личных встречах. Но, как показывает реальное повседневное поведение, подобное утверждение быстро устаревает.
Другим примером раскрепощенности в интернете является растущая привычка «секстинговать» у молодых (а иногда и не очень молодых) персон, поддающихся на убеждения пересылать свои интимные фотографии. Эти фото в конечном итоге получают широкое распространение, приводя их героев к страданиям, членовредительству или даже самоубийству – этому феномену в настоящее время придуман термин «сексуальный шантаж» (sextortion). Большинство пользователей электронной почты и социальных сетей безалаберно относятся к формам своего обмена свободными взглядами и личными данными. Как мы уже видели в главе 10, наши интернет-коммуникации уязвимы для хакеров, которые могут украсть нашу информацию, а потом «вооружить» ее. Такой материал в чужих руках может быть превращен в источник манипуляций, насмешек, злобной клеветы или даже шантажа.
Для нашей собственной защиты необходимо понять, что постоянное воздействие быстрого потока информации и необработанного мнения изменяет само индивидуальное поведение личности и работу мозга, включая восприятие реальности. Способ, которым пользователи интернета узнают об интересующих их событиях, и сам факт сложного процесса разделения новостей и мнений (в этом же смысле в СМИ традиционная профессия репортера в значительной степени превратилась в профессию журналиста), создает благодатную почву для проведения операций по усилению влияния. Результаты по большей части оказываются плохими для демократии.
Понимание влияния
Успех вымышленного «движения белых медведей» из 2027 года, рассказом о котором я начал предыдущую главу, был основан на моей оценке того, что мы являемся свидетелями растущей восприимчивости общественности к цифровым манипуляциям. У нас есть сведения – и не в последнюю очередь из опыта президентских выборов 2016 года в США – о готовности людей некритически распространять в интернете реалистичного вида фальшивки, мистификации и зловещие преувеличения. Мы можем ожидать, что число сверхтенденциозных популистских взглядов и доводов, основанных на конспирологических теориях, в социальных сетях только возрастет. Эти тенденции будут сопровождаться дальнейшим снижением интеллектуальных стандартов политических суждений, огрублением дебатов, неспособностью защищать научную аргументацию и нежеланием должным образом применять доказательства для выработки текущей политики. Цинизм избирателей по поводу мотивов политиков и, как следствие этого, низкая явка на выборы уже наличествуют здесь и сейчас. Если такие показатели ухудшатся, это не будет случайностью. А произойдет это потому, что мы пассивно признаем – разум больше не имеет того влияния, которое у него когда-то имелось. Ниспровержение рациональности как руководящего принципа государственного управления и внутренней политики будет происходить в основном из-за атрофии нашего правящего класса. Подобное прискорбное развитие событий беззастенчиво поощрялось и использовалось в последнее время российской пропагандой и дезинформацией. Сделать себя более устойчивыми перед лицом таких угроз – вот то, что вдохновило меня на написание этой книги.
Для некоторых граждан политика будет приятно нарциссической, где почти все отражает их убеждения, а остальное, что противоречит их мировоззрению, может быть проигнорировано как нереальное или неопределенное. Трудно удовлетворить тех, кто отказывается принять результат рационального рассмотрения фактов. В первой части книги мы видели, что важным аспектом рациональности является умозаключение, то есть способность делать обоснованные выводы из фактов, даже если эти факты не являются достоверными. Это именно то, чем занимаются офицеры разведслужб. Они знают, что уверенность редко бывает абсолютной, и что выводы, основанные на сомнениях, могут быть чрезвычайно ценными, помогая людям принимать лучшие решения. Мы все должны поступать так же. Как мы видели в главе 2, с помощью вывода Байеса мы можем рационально оценить степень нашей веры в мнения, направляющие наши решения, по мере появления новых доказательств. Мы не должны бесконечно попадать в запутанную петлю конспирологического мышления, где мы отвергаем то, что не хотим признавать.
Как правило, пользователи с большей вероятностью принимают хорошо таргетированные призывы – даже основанные на ложной информации – до тех пор, пока они подтверждают их основные убеждения. Это – использование формы предвзятости подтверждения, которую мы исследовали в главе 5. Высказывание «это могло бы быть правдой» слишком легко трансформируется в «это должно было быть правдой», а после многих повторений превращается в «я хочу, чтобы это было правдой» и, наконец, в «почти что правду». Хорошим примером был лозунг на боку агитационного автобуса, пропагандирующий выход из Евросоюза на референдуме 23 июня 2016 года в Великобритании: «Мы отправляем в ЕС 350 млн фунтов стерлингов в неделю. Давайте вместо этого финансировать нашу Национальную систему здравоохранения». Независимое статистическое управление Великобритании раскритиковало Бориса Джонсона за повторение этого лозунга как «явное злоупотребление официальной статистикой». Реальная, чистая цифра была больше похожа на 250 млн фунтов в неделю. В любом случае потери в торговле Великобритании с ЕС после выхода из Евросоюза оцениваются как гораздо большие, нежели чем экономия от членского взноса Великобритании[207]. Но для тех, кто предрасположен с недоверием относиться к членству в ЕС, этот лозунг о растрачиваемых впустую 350 млн фунтов стерлингов в неделю – почти что правда.
Во главе этого путешествия в новую форму политики обмана – политические лидеры, такие как Дональд Трамп, которые открыто презирают экспертов и фактическую точность. Это презрение и есть их стратегический запас, плюс они ведут себя таким образом, что ясно дают понять: им все равно, являются ли заявления ложными или нет. Но это происходит только тогда, когда у них получается желаемое эмоциональное воздействие, при котором они транслируют публике ощущение правдивости своих заявлений. 22 января 2017 года, всего через два дня после начала президентского срока Дональда Трампа, старший советник президента Келлиэнн Конуэй заявила, что у Белого дома имеются «альтернативные факты», оправдывающие мнение Трампа о том, что толпа у Белого дома во время его инаугурации была самой большой за всю историю США, тогда как фотографические свидетельства показывали обратное[208]. Сама мысль о том, что существуют фактические утверждения, которые уже нельзя считать точно доказанными или точно опровергнутыми, а только высказанными, глубоко тревожит. Как справедливо заметил предшественник Хиллари Клинтон на посту сенатора США от штата Нью-Йорк Дэниэл Мойнихэн, «каждый имеет право на собственное мнение, но не на собственные факты». Философу и государственному деятелю XVI века Фрэнсису Бэкону приписывают цитату "Ipsa scientia potestas est": «Знание – сила». В своей первой книге «Обеспечение безопасности государства» (Securing the State) я признал, что «если знание – это сила, то тайное знание – это сила с турбонаддувом»[209]. Но это утверждение, хотя и оправданное, здесь опровергается уроком Трампа в том, что власть – это просто то, что власть может сделать, а в том числе изменить факты и значение слов. Эмоциональные темы иммиграции, исламофобии и ксенофобии непосредственно переходят в скандирование лозунгов «Построй стену» и «Запри ее».