Замигала зеленая лампочка в специальной входной рамке, старший лейтенант пропустил вперед гостью, зашагал следом.

— Ваши родственники, знакомые?

— Знакомые.

— По-моему, люди с серьезной биографией.

— Так получилось.

Коридор камер предварительного заключения был узким, хорошо освещенным, обитым светлым сайдингом. Савостину и старшего лейтенанта сопровождал дежурный офицер с одной звездочкой на погонах, был хмур, суров, молчалив.

Миновали несколько камер слева и справа, вошли в просторную комнату в самом конце коридора.

— Ждите здесь, — распорядился дежурный и ушел.

Антонина и Баранов остались одни.

— Мне нужно одной поговорить с ними.

— Не положено, — ответил старший лейтенант. — Только в моем присутствии.

— А если нужно?

— Во-первых, опасно. А во-вторых, запрещено по положению. Будете разговаривать при мне.

— А Павел Антонович вас ни о чем не предупредил?

— Предупредил. Поэтому беседуйте с задержанными, на меня ноль внимания.

Открылась дверь, в комнату вошли Чума и Потап. Унылые, исхудавшие, со следами побоев на лицах.

— Пятнадцать минут, — сказал дежурный и ушел.

Воры стояли с заложенными за спины руками, непонимающе переводили взгляды с Антонины на старшего лейтенанта.

Баранов напомнил:

— У вас пятнадцать минут.

Антонина кашлянула в кулак, спросила:

— Помните меня?

— Помним, — оскалился Потап. — В школе вместе учились.

— На киче будешь шутить.

Чума взглянул на друга, вскинул удивленно брови:

— Наш человек, Потап.

— Буду ваша, когда будем вместе чалиться.

Старший лейтенант тоже удивился, поинтересовался:

— У кого научились, мадам?

— Есть один учитель, — отмахнулась Антонина, снова обратилась к задержанным: — По какому делу приезжали к Артуру?

— К Гордею? — уточнил Потап. — По старой дружбе.

— Чего хотели?

— Побазарить.

— О чем?

— Должок за ним, вот и приехали помирковать.

— Какой должок?.. Сколько?

— Не помним. Менты такой гуляш по ребрам устроили, все мозги вышибли.

— Сколько?.. Пятьдесят тысяч, сто, двести?

— Не дави на нас так, мамка, — попросил Чума. — Дай подумать, прикинуть. Если базар серьезный, назначай еще стрелку.

— Что еще от Артура нужно, кроме долга?

— Чтоб нас выпустили. Пусть бросит маляву ментам, что к нам никаких предъяв, на этом мы и отчалим.

— И больше ничего?

— Тебе же сказали, матрена, ничего. И харэ парить мозги. Нам твой хахаль нужен, как зайцу стоп-сигнал.

Антонина взглянула на старшего лейтенанта, развела руками.

— Базар окончен.

Встретились Антонина и капитан Муромов в довольно дорогом ресторане. Стол был накрыт по полной программе, обслуга работала четко и предупредительно, музыка разговору не мешала.

Капитан был уже серьезно подшофе.

— Как у вас по службе, утрамбовалось? — поинтересовалась Антонина.

— Пока тишина. А тишина, как известно, самое опасное состояние. В любой момент может рвануть. Поэтому будем осторожны и аккуратны, — произнес капитан, доливая себе коньячок. — Так вот, по вашему вопросу. Если бы эти красавцы были свеженькие, только что задержанные, без соответствующей биографии, все решилось бы в два щелчка. А так материалы уже в работе, их нужно каким-то путем выдергивать.

— Подумайте, я ведь готова на все ваши условия. Я деньги принесла.

— Послушайте, Антонина! — Капитан отложил нож, которым разрезал жареное мясо. — Хотите откровенно? Это не всегда со мной случается, но сегодня я могу себе позволить. Хотите?

— Почему нет? — пожала та плечами.

— Сегодня моя жизнь… моя личная жизнь… пошла кувырком! С сегодняшнего дня я свободен. От меня ушла супруга. Поэтому гуляю, делаю добрые дела, даже пробую пересмотреть собственную жизнь.

— Как это… ушла? — искренне удивилась Антонина.

— А вот так! Ножками. У нее очень красивые ноги. Честно. И она на этих ножках от меня топ-топ-топ… В туманную даль.

— К кому же в эту… даль?

— Какая разница к кому?.. Важнее, что от меня!.. Догадываетесь почему?.. Мент! Подъем в шесть, отбой в полночь. Ни минуты покоя. Круглосуточно в одной и той же одежде. Как в униформе. Любой звонок — приказ, любая просьба — обязанность. И никакой личной жизни. Ни в кино, ни в театр, ни даже в ресторан. Полный цейтнот. Во всем! Какая женщина такое вытерпит?

— Если любит, вытерпит.

— Значит, не любила. И на меня это как ведро холодной воды! Представляете, верил, дорожил, любил… и вдруг такой финал. Почти десять лет вместе.

— Может, еще вернется?

— Не думаю. А если вернется, то только в одном случае — если я уйду из полиции. А я, уважаемая, не уйду. Это уже моя жизнь! — Капитан налил и с ходу опрокинул рюмку. — Два часа… два часа я сидел столбняком, когда узнал о предательстве. И вдруг подумал о вас.

— Почему?

— Жалко вдруг стало. Не приведи господь никому таких душевных мук.

— Никаких мук. Вам показалось.

— Показалось? Раз показалось, переходим в делу. Без лирики. — Он выпил еще, не чокаясь. — А вдруг ваш муженек заартачится, откажется писать бумагу о снятии претензий?

— Я с ним уже переговорила. Это в его интересах.

— Боится, что они будут прессовать его и в дальнейшем?

— И его, и меня. Вы этот народ лучше меня знаете.

— Да уж знаю. — Муромов поднял рюмку. — Ваше здоровье, — выпил, аккуратно отщипнул виноградинку. — А где гарантия, что они, получив деньги, не станут доить вас постоянно?

— Буду договариваться. Мне важно, чтоб в моем доме, в моей семье был мир и покой.

— Понимаю. Прекрасно понимаю. Но в этом мире все так нестабильно и ненадежно. Верить, Антонина Григорьевна, нельзя никому.

— Но я же вам верю?

— Это исключительный случай, — засмеялся капитан и принялся за мясо. — Такой уж человек вам попался. И в такой день. — Он пожевал, внимательно посмотрел на собеседницу. — С завещанием все тип-топ?

— Была с юристом у нотариуса, обо всем договорились. На днях оформлю.

— И все-таки я вас не до конца понимаю. Зачем вам это? Вот честно, по-дружески. Ну расколитесь перед бедным ментом!