За окнами – владения тех, для кого существование Триеста было благом. Те, кто разбил мраморную голову Верди и окна между кариатидами, ненавидели город и хотели отомстить за свое насильственное пребывание в нем – украдкой, хитроумно, не подвергая себя риску. Они мстили за свои страдания, за нищету, которая вынудила их или их предков переехать из деревни на окраину чуждого города. Триестом управляли австрийцы, но сам город был итальянским – и по названиям своих площадей и улиц, и по языку, на котором вершились торговые сделки. Люди в толпе не владели политической теорией, но хорошо знали то, о чем не ведали университетские преподаватели и студенты: то, что происходило с деревенскими жителями, переехавшими в Триест, продолжалось всю жизнь. Их единение было историческим. Возможно, теория объяснит это единение, но каждому из людей в толпе было ясно, что возникло оно из страдания.

– Расколоти ему голову!

– Отбей уши!

– Сорви ставни!

Взгляните на ваши дома! Я давно заметил эту особенность. Прогуляйтесь по зажиточным кварталам любого европейского города, по улицам, застроенным вашими особняками. Оконные рамы и ставни выкрашены свежей краской, неотличимой от цвета фасадов, которые вбирают солнечный свет и слабо, зернисто мерцают, словно крахмальные льняные скатерти. Окна закрыты неподвижными шторами, будто высеченными из камня; кованые цветы и листья украшают решетки балконов; архитектурные излишества напоминают о прошлых эпохах и чужеземных городах; к широким отполированным дверям прибиты медные таблички, у входа висят колокольчики; безмолвие улиц нарушается чуть слышным отдаленным шумом города – где-то вдали множество людей заняты своими делами, отдельные вдохи и выдохи сливаются в непрерывное, непрекращающееся дыхание… и внезапно с изумлением понимаешь, что каждый тихий особняк совершенно гол: обнажен, ничем не прикрыт!

– Поджигай!

Пронесся слух, что уже подожгли здание Национальной лиги. Австрийский провокатор предложил двинуться к редакции газеты «Иль пикколо», куда отправились человек сто – и Дж. среди них.

В редакции «Иль пикколо» журналисты и печатники, заслышав крики на улице, бросились к окнам. К зданию редакции двигалась толпа людей с дубинками и канистрами в руках.

– Бич доков! – воскликнул Рафаэль. Это станет его излюбленной фразой для описания погромщиков. – Закройте ставни, – распорядился он, подбежал к телефону и попросил соединить его с полицейским управлением. – Побыстрее, пожалуйста, – сказал он, глядя сквозь щель в ставнях на приближающуюся толпу.

Послышались удары и звон разбитого стекла – погромщики расколотили фонарь у входа. Несколько человек взбежали на крыльцо типографии. Внезапно Рафаэль опустил телефонную трубку на рычаг и прижался носом к стеклу, будто не веря своим глазам. Перед зданием редакции стоял Дж., окруженный группой людей, и оживленно жестикулировал, указывая на окна второго этажа. Удивление Рафаэля сменилось странным удовлетворением; в необычной, непредсказуемой ситуации возникла определенность, подтвердившая проницательность репортера. Погромщики ворвались на первый этаж и начали с треском ломать мебель.

Рафаэль решил, что Дж. – австрийский провокатор, в задачу которого входило организовать мятеж среди славянского населения Триеста. Теперь Рафаэлю стало понятно, почему австрийцы стерпели дерзкое поведение Дж. на балу в Оперном театре. Вся загадочность Дж. исчезла. Определенность толкования привела к столь же удовлетворительной определенности решения. Рафаэлю не требовалось ни с кем советоваться. Он велел своим коллегам немедленно покинуть здание редакции.

– Не мешкайте, – заявил он и достал из ящика стола револьвер. – Вот, возьмите. Защищать нас все равно некому.

С Дж. Рафаэль собрался покончить сам. Телефон по-прежнему молчал. Рафаэль нетерпеливо постучал по рычагам аппарата и потребовал соединить его с другим абонентом.

– Я жду вас у туннеля Монтуцца, – произнес он в трубку.

Затем он позвонил в полицейское управление, попросил к телефону майора Лонека и объяснил, что необходимо прислать полицейских к редакции «Иль пикколо», захваченной мятежниками, которые собираются поджечь здание. Майор Лонек попытался успокоить Рафаэля.

– Я не преувеличиваю, – заорал репортер. – В городе беспорядки!

В типографии поджигатели действовали быстро и умело. В одном из шкафов обнаружилась ветошь, перемазанная типографской краской. Кучу тряпья подтащили к печатному станку, облили керосином из канистры и завалили обломками конторских столов и стульев. Дж. забросал груду газетной бумагой.

– Поджигайте! – велел он.

Керосиновые пары душили его. Человек, с которым говорила Нуша, стоял в дверях. Какой-то старик, возбужденно сверкая глазами, свернул трубкой листы бумаги, поджег и швырнул на тряпье. Все на миг замерли, ожидая, когда вспыхнет пламя.

Языки огня взметнулись в человеческий рост, готовые поглотить станки, печатавшие слова на языке города, на языке закона, оскорблений и требований, на языке надсмотрщика. Дыхание огня сопровождалось легким потрескиванием, будто шаги по валежнику. Человек в дверях одобрительно улыбнулся, глядя на пожар. Поначалу занимавшийся огонь напомнил поджигателям о родных деревнях. Позднее, когда пламя охватило здание типографии еще в трех местах, погромщики зачарованно смотрели на дело своих рук. Чем сильнее разгорался пожар, тем больше они гордились достигнутым, считая себя владыками огня. Дж. стоял ближе всех к языкам пламени и всем телом чувствовал жар.

– Скорее, пожарные приехали! – крикнул человек в дверях.

Поджигатели выбежали из здания, столкнувшись в коридоре с пожарными и солдатами, которые не стали задерживать погромщиков. Вокруг типографии выставили кордон, и пожар вскоре потушили.

На углу виа Нуова Рафаэль возмущенно препирался с майором Лонеком. Полицейский пытался объяснить репортеру, что защита необходима и другим зданиям города; как только толпа покинет площадь, охрана будет снята.

– Если солдаты уйдут, погромщики снова появятся, – настаивал Рафаэль. – Вы обязаны обеспечить безопасность жителей города.

– Жаль, что вчера в Риме этого не предусмотрели, – по-немецки ответил майор.

На противоположной стороне площади Дж. разговаривал с поджигателями.

– Видите, в соседнем здании пожарная колонка, оттуда шланг тянут, – объяснял он. – Ее надо было сломать.

Раздосадованный Рафаэль оставил в покое майора Лонека и направился к группе людей у входа в туннель Монтуцца, проложенный под горой, на которой стояли собор, крепость и Музей истории и искусств. Репортер указал на Дж., белая рубашка которого выделяла его среди остальных погромщиков (фрак он давно потерял), и отдал какие-то распоряжения.

На площадь и прилегающие к ней улочки опустилась тишина. Повсюду бродили люди, но не из тех, кто обычно прогуливался по этой части города. Пожарные уехали. Толпа, разбившись на мелкие группы, дожидалась отхода солдат. Обитатели зажиточных кварталов на улицах не показывались.