— Да, я с тобой.

— Ты уверен в себе? Ты не настолько глуп или отморожен, что уже завтра начнешь кидаться в крайности и плести очередные интриги?

— Уж кто спец по интригам, так это ты. Всё будет в порядке, не беспокойся, — заверяет меня Андрей.

— Я беспокоюсь. Но очень надеюсь на то, что, действительно, всё будет в порядке. — Я опять опираюсь о стену и закрываю глаза. И опять сразу же перед ними начинает разворачиваться сумасшедшая разноцветная спираль. — Да ты встанешь когда-нибудь с пола?!! Перебирайся на стул и запоминай, что сейчас тебе буду рассказывать. Нам еще столько надо перетереть!

Черт, и как же всё-таки хочется спать!

— Всё срослось, говоришь? А я в этом и не сомневался. Я же знаю, что ты у меня просто умница, — расщедривается на комплимент Гепатит, наблюдая за тем, как я поутру отпиваюсь крепким до горечи кофе. И, чтобы не зазнавалась, спешит разбавить этот комплимент сочувственным: — Выглядишь ты преотвратно. В гроб краше кладут

— Спасибо! Поспи с мое! — шиплю я в ответ, обжигаясь кофе. — Перед отъездом попрошу Томку запарить шанеры.

— Посадишь мотор, — замечает Олег и отправляется открывать дверь на звонок.

У нас в квартире новые посетители — четыре амбала, которые с сегодняшнего утра будут исполнять роль моих постоянных телохранителей, и дамочка средних лет с внешностью безобидной безденежной библиотекарши.

— Анжелика Геннадьевна, — с любезной улыбочкой представляется она и снимает в прихожей дешевую курточку, у которой с изнанки пришит специальный кармашек — в нем удобно носить как сотовый телефон, так и вольту. У телефона, наверное, разряжен аккумулятор, поэтому нынче из кармашка торчит рукоять пистолета. С сегодняшнего дня «библиотекарша» должна быть зачислена в штат «Пинкертона» на должность уборщицы.

Как же тут без ствола!

…От дома мы отчаливаем ровно в полдень. Снова на двух дорогих иномарках, только на этот раз один из «Линкольнов» заменяет новенький «Мерседес-420». За рулем бритоголовый Константин. Рядом с ним Пляцидевский с портфельчиком. На заднем сиденье — я и Анжелика Геннадьевна. Как и положено нищей уборщице, от нее за километр разит дорогими «Клико», а сумочка от Валентино немного не гармонирует с выцветшей курткой.

Бондаренко в компании моих стояков едет следом за нами на «Навигаторе» — там больше места для пятерых. Сегодня всё утро Андрюша не отрывался от телефона, пока ни созвал два экстренных совещания — в «Пинкертоне» и «Богатырской Силе». Зазор между ними всего три часа, так что предстоит выложиться по полной программе. Зато потом плюну на всё и на всех — даже на Гепатита, — запрусь в спальне, и хрен кто до меня доберется! Пусть за окном хоть термоядерная война, хоть конец света! Я буду спать!

«Богданов и Пинкертон» находится почти в центре города — на Заневском проспекте. Офис занимает два этажа недавно отремонтированного сталинского дома и сразу бросается в глаза тонированными стеклами окон, шикарным парадным подъездом и сразу несколькими знаками «Стоянка только для служебного транспорта». Все причиндалы преуспевающей фирмы на месте — и выложенный розовой плиткой участок тротуара перед невысоким крыльцом, и камеры наружного наблюдения, развешанные по стене, и дюжий секьюрити в строгом костюме, словно из-под земли вырастающий возле нашей машины, стоит «Мерсу» затормозить напротив входа в агентство. Не стремящийся выслужиться идиот, а вышколенный профессионал, он застывает около задней дверцы, но даже не прикасается к ней, чтобы распахнуть ее для своей новой хозяйки, пока из остановившегося позади «Навигатора» ни выныривают мои личные стояки и ни берут под контроль каждый свой сектор обзора. Только тогда мне открывают дверь. Впрочем, вся процедура занимает не больше пяти секунд. Зато доставляет мне огромное удовольствие.

«Как же приятно ощущать себя если не центром Вселенной, — думаю я, цокая каблучками сапожек по вылизанной до блеска розовой плитке, — то хотя бы центром этого тротуара. Интересно, как скоро подобные процедуры вместо приятного чувства начнут вызывать раздражение? Через день? Через два? Через неделю?

Если за эту неделю меня не угрохает снайпер».

Еще один местный секьюрити открывает передо мной тяжелую входную дверь в офис.

Всё, как и положено.

Все причиндалы…

Рамка металлоискателя, начинающая истерично фонить, когда я прохожу сквозь нее. Богато отделанный холл. Группа встречающих, отобранных Семеном Леонидовичем Крупцовым. Семеро мужиков — семь улыбок от уха до уха.

— Добро пожаловать, Виктория Карловна.

— Добро пожаловать…

— Здравствуйте …раствуйте …твуйте…

Всё по протоколу.

— Добрый день, господа. — В ответ только легкий кивок головы. Я госпожа. Я должна держать марку. — Не будем толпиться у входа, пройдем в кабинет. У меня, к сожалению, только два с половиной часа, поэтому все церемонии отложим на будущее. Сейчас прямо за дело.

Плотной группой мы по широкой лестнице поднимаемся на второй этаж.

Покрытый серым офисным ковролином коридор, в котором можно устраивать соревнования по спринту. Стены отделаны дорогущими пробковыми обоями. В просторной приемной с тремя рабочими местами для секретарей можно легко оборудовать средних размеров танцпол. Ни одной лишней детали, ни единой соринки. Всё блестит. Всё сверкает! Всё (даже пустые корзинки для мусора) издает запах благополучия и стабильных хороших доходов. Впрочем, «запах» — совсем не метафора. Накануне моего появления в офисе распылили, похоже, не один флакон освежителя воздуха.

Кабинет не впечатляет своими размерами, но он настолько со вкусом, уютно обставлен в классическом стиле, что я бы не отказалась провести в нем остаток жизни — сколько еще мне отмерено от нее?

— Гарнитур финский? — из-за спины доносится до меня шепот Даниила Александровича.

— Итальянский, — тоже шепотом отвечает Андрюша. — Эксклюзив. — И уже в полный голос обращается ко мне. — Ты ведь никогда не бывала здесь раньше, Вика?

Сегодняшней ночью, когда я спросила его об этом, он ответил, что дочка Богданова ни разу не приезжала к отцу на работу — ни в «Пинкертон», ни в «Богатырскую Силу». И только некоторые особо приближенные к шефу сотрудники знают ее в лицо.

А о том, как однажды Лариса Богданова вдруг превратилась в Викторию Энглер, в обеих фирмах строится столько догадок, что их можно издать в несколько толстых томов. Вот только эти догадки каждый старается держать при себе, не обсуждать их даже с приятелями; даже шепотом: ну существует какая-то непонятка с дочкой Богданова, так им-то какое дело до этого? Дойдет случайно до шефа (или теперь до наследницы), что кто-то рискнул перемывать Богдановым-Энглерам косточки, сразу же вылетят сплетники с хорошей работы (а то чего и похуже). Подобным разумные люди попусту не рискуют. А в том, что и в «Пинкертоне», и в «Богатырской Силе» все, кто находится на топ-должностях, разумные, тертые жизнью и умеют держать при себе свои думки, можно не сомневаться. И не беспокоиться, что вдруг, словно дерьмо, начнут всплывать на поверхность вопросы об истинной сущности Виктории Энглер. Не один ли черт, кто хозяйничает в фирмах, лишь бы в них ничего не менялось, и продолжали бы регулярно выплачивать оглушительные зарплаты сотрудникам.